Сразу после принятия Устава специальным распоряжением Военного министерства число евреев, претендующих на перевод из вольноопределяющихся в офицеры, было ограничено тремя процентами, а еще через год прием евреев в военные и юнкерские училища был полностью запрещен. В результате с 1874 по 1917 г. правом на получение офицерского чина в России воспользовалось всего девять евреев, из которых только один — Герцель Цам — заслужил офицерские погоны благодаря отличной службе. Остальные восемь — дети крупнейших еврейских банкиров — были зачислены в офицерский корпус из соображений сословного престижа и в знак готовности еврейской аристократии служить царю и отечеству. По личному распоряжению Ванновского и высочайшему дозволению Александра III в корнеты запаса 17-го драгунского Волынского полка были произведены сыновья барона Гинцбурга, Альфред и Александр; разумеется, ни тот ни другой не собирались посвящать себя военной службе
. Но даже в их случае вопрос о производстве в офицерский чин рассматривался на уровне военного министра и царя как нечто исключительное и не претендующее на создание прецедента
.
Военная статистика
На фоне строжайшей секретности николаевского времени публичность статистики в целом и военной статистики в частности оказалась в числе важнейших завоеваний эпохи Великих реформ
. В Военном министерстве реформа 1860—1870-х годов шла по двум основным направлениям: финансовому и информационному
. Первое было связано с повышением эффективности использования выделяемых на армию бюджетных средств, второе — с решительной переоценкой роли статистики. Страстная общественная полемика вокруг холодной цифири, которую современник тех событий Дизраэли назвал одним из пяти видов лжи, приобрела яркую политическую окраску и оказалась частью общественных дискуссий о судьбе реформы в частности и русского либерализма в целом
.
Обрисовать картину отбывания евреями воинской повинности сквозь призму статистики — задача чрезвычайной трудности. В той же степени это касается любой другой национальной группы, отбывавшей воинскую повинность в русской армии. Сбор сведений по той или иной национальной группе чаще всего был государственным заказом, предшествующим или последующим разработке и внедрению специального законодательства, касающегося национальных меньшинств. Так происходило в случае осуществления полномасштабной программы преобразования еврейского быта 1840-х годов
, проведения антипольской государственной политики 1860—1870-х годов
, либо осуществления антиинородческой политики 1880—1890-х годов XIX столетия.
Статистика оказалась важнейшим инструментом государственной бюрократии в ее манипуляциях с правами и свободами национальных меньшинств. Так, например, чтобы создать впечатление значительного числа постоянных православных жителей Царства Польского, русские военнослужащие и чиновники, временно находящиеся в Царстве Польском, при переписи населения включались в списки на правах православных жителей, постоянно проживающих в этих краях
. Наоборот, чтобы создать невыгодное впечатление о моральных качествах национальных меньшинств (католиков или мусульман), сведения об уровне преступности собирались после введения антиинородческих законов, что приводило к искажению картины преступности среди этнических групп населения России
. В этом контексте неудивительно, что запросы, требующие тех или иных сведений о еврейских солдатах, составлялись и распространялись Военным министерством таким образом, чтобы у соответствующих военных чиновников, совершенно не готовых к самостоятельному изучению материала, не было и тени сомнения, что эмпирическая действительность должна подтвердить ожидания вышестоящего начальства
. В результате такого сбора сведений военными чиновниками статистическая картина оказывалась чрезвычайно путаной — как мы уже видели на примере кантонистов — и противоречивой.
Если реальная действительность не подтверждала ожиданий предубежденного статистика, она попросту отвергалась. Когда данные о судимости среди призывников не соответствовали мнению о том, что «наихудший элемент в армии — инородцы, и особенно евреи», Золотарев, крупнейший авторитет по военной статистике, заявлял, что внимания эти данные не заслуживают
. Предвзятость в отношении этнических меньшинств — одна из причин феноменальной глухоты статистиков Военного министерства (даже таких передовых, как Обручев или Золотарев
) по отношению как к социальным и историко-культурным аспектам еврейской жизни в черте оседлости, так и к аргументам и выкладкам специалистов по еврейской социологии и статистике, неоднократно указывавших на «ошибки» статистического комитета МВД
. Искаженные данные служили, в свою очередь, основанием для антиеврейского (и любого другого антиинородческого) законодательства. Поскольку военная статистика в известном смысле отражала не столько эмпирическую реальность, сколько господствующую государственную идеологию, значительную часть корпуса статистических сведений Военного министерства и МВД в отношении национальных меньшинств, особенно евреев, следует рассматривать критически. С другой стороны, объем сведений, собранных Главным штабом, настолько велик, что было бы нелогично их игнорировать.
Существуют два других обстоятельства, характерных для военной статистики, касающейся евреев. Во-первых, в период относительно либерального отношения Военного министерства к евреям
наиболее важные министерские отчеты вообще не выделяли евреев в отдельную группу
. Во-вторых, в те два периода русской военной истории, когда статистика все же выделяла евреев из общей массы военнослужащих
, данные по еврейской группе приводились Военным министерством, как мы убедимся, вне всякого сравнения с данными по другим этническим группам, а также вне контекста общеармейской статистики. По целому ряду критериев сбор данных в этот период проводился исключительно для евреев, поэтому мы не располагаем аналогичными сведениями ни по другим группам, ни по армии в целом, что в известной степени обессмысливает довольно обширный цифровой материал.
Наконец, при либеральном военном министре Милютине по одним параметрам (скажем, по количеству недобора рекрутов) евреев выделяли в отдельную группу, а по другим — нет. Так случилось, например, со сбором сведений о преступности солдат-евреев. Когда на волне послереволюционной антисемитской кампании помощник военного министра Поливанов распорядился собрать данные о «еврейской преступности» в армии, то Главное военно-судное управление ответило, что «в сведениях о преступности среди нижних чинов армии евреи не выделяются из среды прочих нижних чинов», а мобилизационный отдел подчеркнул, что «по имеющимся сведениям можно иметь лишь весьма приблизительные данные относительно отбывания евреями военной повинности»
. А когда тот же Поливанов, получив не удовлетворившие его данные о пребывании еврейских солдат под судом и следствием, свидетельствующие о низком уровне преступности, затребовал более детального отчета, включающего сведения даже о дисциплинарных взысканиях, наложенных на солдат-евреев, военносудное управление ответило, что такого рода сведений вообще «не имеется»
.
При всей их проблематичности, в сведениях военной статистики можно выделить две группы: внутриармейские, отражающие особенности несения евреями службы в рядах армии, и внешние, скорее относящиеся к ведению Министерства внутренних дел или местных еврейских общин. Внутренние, сугубо военные данные несистематически, частично, но все же попадали в прессу («Русский инвалид», «Военный сборник», «Военно-статистический сборник», «Военно-медицинский журнал») и редко вызывали широкий общественный резонанс. Наоборот, внешние данные, отражающие, к примеру, отношение всех русских евреев к несению воинской повинности, находились на самом острие общественной полемики. Особенно это касается статистики уклонения евреев от службы, ставшей важнейшей газетной темой второй половины 1870-х — первой половины 1880-х годов
. Анализ полемики вокруг военной статистики в русской и русско-еврейской прессе в нашу задачу не входит, тем более что частично он уже был осуществлен
. Поэтому мы лишь укажем на некоторые ее аспекты, обратив основное внимание на анализ данных внутренней армейской статистики, менее политизированной и сравнительно более надежной.