Полный курс русской истории: в одной книге - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Соловьев cтр.№ 78

Трупы царя и Басманова вытащили через Спасские ворота на Красную площадь и призвали Марфу, спрашивая, ее ли это сын Дмитрий. «Вы бы спрашивали меня об этом, когда он был еще жив, теперь он уже, разумеется, не мой», – ответила Марфа, породив загадку для историков, некоторые из коих и сегодня склоняются к мнению, что угличский царевич был чудесно спасен. В течение трех дней трупы были выставлены на всеобщее обозрение: на лицо царя надели маску и положили рядом дудку и волынку, а тело Басманова бросили внизу на скамью. Потом трупы все же погребли, но позднее, когда среди народа пошли слухи, что сильные морозы стоят из-за колдовства расстриги, его тело снова вырыли, сожгли, зарядили прах в пушку и выстрелили в сторону, откуда он пришел. Царем после Дмитрия был избран Василий Шуйский.

«На этом избрании было очень мало бояр и народа, – говорится в «Дневнике Марины Мнишек», – без позволения всех избрав, царя сразу представили миру. Он сразу прислал к пану воеводе, чтобы тот ни о чем не тревожился, заверяя его, что все будет хорошо. В конце мая, когда уже разослали по всем государствам известие о новом царе, начали съезжаться и приносить ему присягу».

Марину же, не зная, что с ней делать, держали в крепости.

Придя к власти, Шуйский сразу же стал рассылать разъяснительные грамоты – о том, кто такой был убитый Дмитрий, – сначала от имени бояр и дворян, матери царя, затем от своего имени. Причем, Шуйский упирал на то, что Дмитрий замыслил погубить московское государство и якобы в его покоях были обнаружены секретные бумаги.

«Легко можно представить, – говорит Соловьев, – какое впечатление должны были произвести эти объявления Шуйского, царицы Марфы и бояр на многих жителей самой Москвы и преимущественно на жителей областных! Неизбежно должны были найтись многие, которым могло показаться странным, как вор Гришка Отрепьев мог своим ведовством и чернокнижеством прельстить всех московских правителей? Недавно извещали народ, что новый царь есть истинный Димитрий; теперь уверяют в противном, уверяют, что Димитрий грозил гибелью православной вере, хотел делиться с Польшею русскими землями, объявляют, что он за это погиб, но как погиб? – это остается в тайне; объявляют, что избран новый царь, но как и кем? – неизвестно: никто из областных жителей не был на этом собрании, оно совершено без ведома земли; советные люди не были отправлены в Москву, которые, приехав оттуда, могли бы удовлетворить любопытству своих сограждан, рассказать им дело обстоятельно, разрешить все недоумения. Странность, темнота события извещаемого необходимо порождали недоумения, сомнения, недоверчивость, тем более что новый царь сел на престол тайком от земли, с нарушением формы уже освященной, уже сделавшейся стариною. До сих пор области верили Москве, признавали каждое слово, приходившее к ним из Москвы, непреложным, но теперь Москва явно признается, что чародей прельстил ее омрачением бесовским; необходимо рождался вопрос: не омрачены ли москвитяне и Шуйским? До сих пор Москва была средоточием, к которому тянули все области; связью между Москвою и областями было доверие ко власти, в ней пребывающей; теперь это доверие было нарушено, и связь ослабела, государство замутилось; вера, раз поколебленная, повела необходимо к суеверию: потеряв политическую веру в Москву, начали верить всем и всему, особенно когда стали приезжать в области люди, недовольные переворотом и человеком, его произведшим, когда они стали рассказывать, что дело было иначе, нежели как повещено в грамотах Шуйского. Тут-то в самом деле наступило для всего государства омрачение бесовское, омрачение, произведенное духом лжи, произведенное делом темным и нечистым, тайком от земли совершенным».

Новый царь был внешне непривлекательным, малорослым, старым, хотя и весьма ученым человеком. К тому же он был жаден, верил в доносы и колдовство. Патриархом при нем стал бывший казанский митрополит Гермоген, обличитель латинства царя Дмитрия, он был жесток, груб, строг, верил в доносы и не отличал правды ото лжи. В то же время патриарх истово защищал Шуйского как царя венчанного. Шуйский от этой защиты больше проигрывал, чем выигрывал: патриарха не слишком-то любили. Вступая на престол, Шуйский сделал одну большую ошибку, обещая держать совет с боярами и не наказывать за вину отцов, в глазах тогдашнего общества такое обещание было сродни признанию в полном бессилии. Во всяком случае, на Шуйского как на царя смотрели немногие, он для них оставался просто большим боярином. Но, тем не менее, свернуть Шуйского так же, как Дмитрия, никто не решался. Тогда был придуман новый самозванец, чудом воскресший царь Дмитрий, он же чудом спасшийся угличский царевич. Он появился практически сразу, как был убит первый Дмитрий. Главная причина, почему люди могли поверить в спасение царя, очень проста: они видели обезображенный труп, в котором было невозможно признать царя. Соловьев говорит:

«…одному французскому купцу показалось, что на трупе Лжедимитрия остались ясные знаки густой бороды, уже обритой, тогда как у живого царя не было бороды; тому же французу показалось, что волосы у трупа были длиннее, чем у живого царя накануне; комнатный слуга убитого Лжедимитрия, поляк Хвалибог, клялся, что труп, выставленный на Красной площади, нисколько не походил на его прежнего господина: лежал там, говорил он, какой-то малый, толстый, с бритым лбом, с косматою грудью, тогда как Димитрий был худощав, стригся с малыми по сторонам кудрями по обычаю студенческому, волос на груди у него не было по молодости лет. Маска, надетая на лицо Лжедимитрия, также была поводом к толкам, что тут скрывалась подстановка, и вот молва росла более и более».

К тому же, если даже москвичи не были уверены, что на всеобщее обозрение выставлен труп царя, то жители отдаленных областей были уверены, что царь снова спасся. Если спасся один раз, то почему бы и не во второй? Шуйский не знал, что делать. Он затребовал привезти из Углича тело покойного царевича, чтобы раз и на всегда доказать, что царевич мертв уже много лет.

В «Дневнике Марины Мнишек» об этом сказано так:

«Привезли в Москву мертвое тело, сделав вид, что это тело Дмитрия, которого Борис в двухлетнем возрасте приказал убить два десятка лет назад. А здесь был свежий труп. С великим обрядом проводили тело в церковь, в которой хоронят московских царей. Там надолго встали. Торжество, церемония, крестный ход со звонами возвещали о больших чудесах, творившихся около того тела. Наняли мужика, который притворился слепым, как мы узнали об этом, и когда его подвели к гробу, прозрел. Но другим – хромым, немощным – никому не помогало. Эти уловки и плутовство, которыми чернь ослепляли, продолжались до следующего дня».

Случился и еще один казус: князь Шаховской стащил во время смуты из дворца государственную печать, а Шуйский предал его опале за преданность

Дмитрию и сослал в Путивль – откуда начиналось, туда и пришло. Второй «Дмитрий» по фамилии Молчанов не преминул там появиться. Однако он не желал играть эту роль дальше и думал, кто бы мог стать новым «Дмитрием». Шуйский же вовсе пал духом, он не знал, что говорить народу и даже – как с ним говорить. Так что однажды, видя всеобщее волнение, он просто вышел к народу, снял с себя царскую шапку, отдал боярам вместе с царским посохом и сказал, что не просил, чтобы его избирали царем, и если избрали и больше не хотят, то могут и низложить. На это бояре промолчали. Так что он снова забрал шапку с посохом и потребовал казни виновных. Тут началось всеобщее оживление, тут же выдернули пятерых человек из толпы, высекли кнутом и куда-то сослали. Но Шуйский чувствовал, что такое проявление «преданности» ненадолго. В Путивле между тем объявился бывший холоп князя Телятевского Иван Болотников, который добирался через Польшу на родину, будучи проданным в галерное рабство. Болотников очень понравился Шаховскому, тот назначил Болотникова воеводой. Войска, над которым его поставили, практически не было, но Болотников быстро набрал под знамя «царевича Дмитрия» весь разбойный элемент, который в большом количестве бродил по южным окраинам. Скоро восстал весь юг. Правительственные войска, высланные для усмирения бунта, были наголову разбиты. Взбунтовались Тула, Венев и Кашира. Рязанское княжество подняли воевода Сунбулов и дворянин Ляпунов. Орел, Смоленск и Калуга встали за нового Дмитрия. Поднялись Астрахань, Пермь и Вятка.