Иоанн и после этого не перестал делать попыток отсрочить войну путем дипломатических пересылок, но характер этих сношений изменяется: он понижает сильно тон своих требований и желаний. Вскоре после того как в Москву возвратился Елизар Благово (15-го апреля), царь, посоветовавшись с боярами, отправил к Баторию нового гонца – дворянина Григория Афанасьевича Нащокина (23-го апреля). В грамоте, посланной с этим гонцом, царь жаловался на то, что перемирие со стороны Речи Посполитой не соблюдается: «Воеводы и державцы твои, – писал Иоанн, – чаем без твоего ведома, из Чечерска, из Гомля и из Мстиславля приходячи в наши украйные города, в Стародубский уезд и в Почепской и в Рославской, а из Орши и из Витебска приходя в Смоленской уезд и в Вельской и в Торопецкой и в Луцкой, многое розлитие крови христианской починили многижды воинским обычаем, а в Лиолянской земле нине пришедши, твои люди Матвей Дембинский с товарищами заняли место город Шмылтын и приходячи из Шмылтына твои люди на Псковские места и на Говейские и на Юрьевские, многие места повоевали и разлитие крови христианской починили»
[436].
Иоанн опять повторял свое желание, чтобы Баторий присылал к нему послов, но вместе с тем дал Нащокину и такой тайный наказ. Если король, отказавшись отправить от себя посольство, будет готовиться к походу на Украину, тогда Нащокин должен испросить себе у короля частную аудиенцию и объявить, что царь пришлет своих послов, лишь бы только военные действия были приостановлены
[437].
Между тем возвратился в Москву (30-го мая) Грязнов-Шубин, который привез с собой ответ панов литовских. Они говорили, что не видят, чтоб из переговоров вышел какой-нибудь прок. В московском государстве задержаны и даже в темницу посажены многие купцы, которые отправились туда ради торговли во время мира; при этом в казну московского государя отобраны их имущества ценностью свыше 200 000 злотых
[438].
Нащокин исполнил свое поручение так, как ему было приказано. Так как Баторий и не думал отправлять послов в Москву, то московский гонец, согласно тайному наказу, объявил королю в частной аудиенции, что его государь соглашается прислать к королю своих послов под тем условием, что будет заключено перемирие и король не двинется дальше со своими войсками. «Пусть король ожидает послов в Вильне, так как и его предшественники всегда оказывали ту особую честь великим князьям московским, что послы их выслушивались только в столице или королевства польского, или великого княжества Литовского»
[439].
Баторий смотрел на переговоры лишь как на стратегему со стороны Иоанна целью протянуть время сколь возможно дольше
[440] и разузнать состояние противника
[441], а потому он приказал сказать Иоанну, что уже готовится выступать в поход и предоставляет разрешение спора между ними на суд Божий. Но если Иоанн пожелает прислать к нему послов, то он примет их и во время похода, да это и лучше будет, так как послам придется совершить путешествие покороче
[442]. После заявления Нащокина о том, что царь готов отправить посольство, Баторий согласился воздержаться на некоторое время от войны, назначил срок в пять недель (от 14-го июня) для приезда московским послам
[443] и дал им опасную грамоту
[444].
Это время нужно было королю, чтобы окончить сборы на войну; он намеревался принять московских послов в лагере, очевидно, с тою целью, чтобы придать больше веса своим требованиям
[445]. К искренности намерений Иоанна заключить мир он не мог питать доверия по совершенно основательным причинам. Во время пребывания Нащокина в Литве произошло событие, которое возбудило сильное подозрение в короле, что Иоанн присылает к нему гонцов с целью выведать положение его сил и вообще положение его государства; мало того, он убедился, что царь имеет даже замыслы, опасные для него самого и его государства. Нащокин вошел в тайные сношения с литовским знатным паном Григорием Осциком, который начал пересылаться с Москвою еще во время безкоролевья 1574 года. Осцик обещал московскому правительству возмутить Литву, чтобы подчинить ее московскому царю, и даже убить при удобном случае короля. Изменник ловко обманывал при этом тех, кому он служил. Он подделал печати многих сенаторов, чтобы показать Москвитянам, будто он действует в согласии с другими вельможами, и таким образом приобрести большее доверие к себе. Заговор был открыт, и Осцик вместе с своим сообщником, одним евреем, казнен
[446].