Трус тот, кто боится и бежит, а кто боится и не бежит, тот
еще не трус.
Ф.М. Достоевский
Здесь ей недостает здравого смысла, призванного дать
объективную оценку ситуации (последняя состоит в том, что от вегетативных
приступов еще никто и никогда не умирал). Страх убеждает ее в том, что этот
приступ последний в ее жизни и роковой. Разумеется, он всякий раз ошибается, но
продумать ситуацию с этой точки зрения Вале так и не удается. Более того,
прогноз «Я сейчас умру!» делает свое дело: страх усиливается, что влечет за
собой характерные вегетативные сдвиги в организме – усиливается сердцебиение,
повышается артериальное давление, голова кружится, руки потеют, а ноги сводит
[19]
.
После многочисленных и безуспешных попыток найти спасение у
других врачей Валя оказалась у меня на приеме. Мы потратили какое-то время на
понимание сути ее заболевания, которое в действительности не является никакой
болезнью. И если бы Валя не испытывала страха смерти в моменты своих
вегетативных приступов, то и симптомов телесного недомогания у нее бы тоже не
было. Поскольку страх не вызывал бы у нее соответствующей вегетативной симптоматики,
а иных причин для беспокойства у Вали не было, что ей и сказали до меня
несколько врачей, у которых она обследовалась «по полной программе».
Что мне оставалось делать? Как можно было убедить Валю в
том, что бояться ей нечего, что от вегетативных приступов не умирают, что все
ее симптомы – это только телесные проявления страха, на которых она настолько
зафиксировалась, что только их и замечает? Видимо, я должен был показать этой
юной леди, что даже если она не будет спасаться от грядущей, как ей кажется,
смерти «от тяжелой и непродолжительной болезни», она не умрет. Валя же думала
иначе, она полагала, что ее спасение – это вызов на дом бригады «Скорой
помощи», которая введет ей спасительное лекарство (этой панацеей был
«Реланиум», который является обычным противотревожным средством, а вовсе не
каким-то там «сердечным препаратом»).
И мы пошли самым сложным, но одновременно и самым простым
путем. Я уложил ее на специальную медицинскую кушетку, попросил закрыть глаза и
попытаться умереть. Валя, которая к этому моменту уже легла, мгновенно
встрепенулась, вскочила и, глядя на меня безумными глазами, воскликнула:
– Вы что, с ума сошли?!
– Ничуть. Ложитесь и ни о чем не беспокойтесь, –
ответил доктор.
– Я не лягу! Мне уже страшно ложиться на вашу кушетку! –
запротестовала Валя.
– То есть вы думаете, что все, кто ложится на эту
кушетку, неизменно и мгновенно умирают? А тут у меня по соседству коммерческий
морг, с работниками которого я нахожусь в преступном сговоре? Так вы
думаете? – сказав это, я посмотрел на Валю в упор.
– Ну, наверное, нет... – протянула она.
– Следовательно, нам нечего бояться?
– Но мне страшно! – Валя стояла перед несчастной
кушеткой в ужасной растерянности.
– Вот и чудненько, будем считать это обязательным
условием терапии. Ложитесь.
Переборов себя, Валя легла.
– Еще не умерли? – доктор проявил надлежащую
заботу.
– Нет, не умерла... – протянула Валя.
– А теперь попробуйте... – предложил
доктор. – Уверен, у вас должно получиться!
– Ничего у меня не получится! Что вы за чушь такую
говорите! – воскликнула Валя, снова поднимаясь со своего места.
– Значит, не получится, говорите?
– Не получится! – твердо заявила Валя.
– Ну тем более, нам нечего боятся! Давайте ложитесь, и
без капризов, пожалуйста. Нам пора лечиться уже! Сколько можно!
Ошарашенная Валя снова улеглась.
– Закрываем глаза, – мерно командовал ей я, –
сосредотачиваемся на биении своего сердца, пытаемся его усилить...
Если вы не можете получить желаемое, самое время начинать
желать имеющееся.
Кэтлин Сэттон
– Оно усиливается! – Валю объял ужас.
– Ну и хорошо, вы же умереть собираетесь!
– Я не собираюсь! – запротестовала Валя.
– А надо! Сколько можно от нее бегать?! Думаете, что
умрете, так умирайте уже! Чего тянуть-то?! – не скрою, в этот момент в
моем голосе звучала ирония.
– Вы уверены, что мы все правильно делаем? – Валин
голос вдруг изменился, она наконец стала понимать, что мы проводим
психотерапевтическую процедуру, а вовсе не собираемся на полном серьезе
отдавать богу душу.
– Абсолютно! Ложитесь и ни о чем не думайте. Просто
выполняйте все мои указания. Итак, закрыли глаза, прислушались к своему сердцу.
Стучит?
С кушетки раздалось растерянное:
– Стучит...
– Очень хорошо. Теперь заставим его стучать так, чтобы
оно... Как вы там себе вообразили – лопнуть оно должно или просто
остановиться? – мне потребовалось уточнение, ведь всякий человек,
страдающий ВСД, имеет в голове четкий план того, как именно он должен помереть.
– Оно должно сбиться с ритма и тогда
остановиться, – сообщила Валя.
– Очень хорошо! Так и поступим! Давайте, усиливайте его
биение и постарайтесь, чтобы оно сбилось с ритма.
Вообще-то, чтобы не смущать Валю, я делал вид, что смотрю в
окно, но на самом деле я, конечно, за ней приглядывал. Картина же была такой:
сначала Валино лицо выглядело испуганным, потом напряженным (видно было, что
она старается усилить сердечный ритм).
– Ничего не получается, – сообщила Валя с кушетки
примерно через три или четыре минуты. – Мне кажется, что оно даже
медленнее стало биться! – в ее голосе мне почувствовалось даже некоторое разочарование,
она поднялась и села.
– Очень плохо! – посетовал я. – Может быть,
можно как-то иначе умереть? У вас нет еще какого-нибудь рецепта?
– Я боюсь, что у меня легкие откажут, и я
задохнусь... – протянула Валя.
– Очень хорошо! Будем пытаться задохнуться! Ложитесь,
закрывайте глаза, концентрируйте свое внимание на своем дыхание и попытайтесь
сделать так, чтобы ваши легкие вам отказали.
Нехотя и что-то ворча себя под нос, Валентина улеглась
обратно на кушетку. Потом я наблюдал картину, аналогичную прежней: сначала
некоторая обеспокоенность, потом потуги, потом ощущение бесперспективности...
– Не выходит? – поинтересовался я после того, как
Валя пыталась какое-то время задерживать свое дыхание, а потом снова дышать.
– Нет. Не знаю даже, что такое. Я думала, что как
только это усилить, оно сразу меня и убьет. А тут все наоборот. У вас что,
кушетка какая-то волшебная?