Весь этот год в Апулии крепло сопротивление новому королю Сицилии. Отчасти причиной тому были надежды на появление Фридриха Барбароссы, видевшегося этаким духом мщения, но еще более важную роль сыграли мужество и твердость нового предводителя – Робера де Бассонвилля, графа Лорителло. Робер являл собой типичный пример недовольного нормандского аристократа. Как близкий родственник короля – он был сыном сестры Рожера II Юдифи, – он считал, что достоин занять самый высокий пост; Гуго Фальканд даже предполагает со своей всегдашней злобой, что Рожер подумывал о том, чтобы сделать его своим преемником вместо Вильгельма. Соответственно, его сильно задели возвышение Майо и упорное стремление эмира не допускать знатных землевладельцев к государственным делам. Тот факт, что Вильгельм, вступая на трон, даровал Роберу далекое графство Лорителло, ничего не изменил, и Робер почти сразу начал возбуждать недовольство среди соседних баронов. Вильгельм, со своей стороны, не питал никаких иллюзий по поводу его лояльности. Уже в начале весны 1155 г. при первом визите в Салерно в качестве короля он отказался принять графа; а по возвращении на Сицилию вскоре после Пасхи послал своему наместнику Асклеттину приказ немедленно арестовать Робера из Лорителло. Робер, однако, бежал в Абруццо, где провел лето, собирая силы, – и там он услышал о прибытии Михаила Палеолога на полуостров.
Они встретились в Виести и сразу договорились объединить свои усилия. Каждый из них мог обеспечить другого тем, чего ему не хватало. У Палеолога имелся флот из десяти кораблей, неограниченные материальные ресурсы и возможность призвать при необходимости подкрепления из-за Адриатики. Робер пользовался поддержкой большинства местных баронов и реально контролировал обширный участок побережья, что было жизненно важно для обеспечения надежных коммуникаций византийской армии. Королевская же армия под командованием Асклетина находилась далеко, за Апеннинами, – бессильная противостоять любой быстрой неожиданной атаке в северной Апулии.
Итак, в конце лета 1155 г. Робер из Лорителло и Михаил Палеолог нанесли удар. Их первой целью стал Бари. До того как Роберт Гвискар взял его в 1071 г., этот город был столицей византийской Италии и последней греческой крепостью на полуострове. Большинство горожан, будучи греками, не слишком любили палермских властителей – особенно с тех пор, как Рожер после последнего апулийского восстания отменил некоторые их древние привилегии, – и благосклонно рассматривали любую возможность освободиться. Группа горожан открыла ворота атакующим; и, хотя сицилийцы храбро сопротивлялись в церкви Святого Николая и старой цитадели, они вскоре вынуждены были сдаться и наблюдать, как барийцы набросились на цитадель – ставшую символом сицилийского господства – и, невзирая на все попытки Палеолога остановить их, сровняли ее с землей.
Весть о падении Бари вкупе с неожиданно распространившимися слухами о смерти короля Вильгельма – он действительно был серьезно болен – подорвала боевой дух прибрежных городов. Трани был взят; затем, невзирая на героические усилия командующего, графа Ришара из Андрии, пал соседний порт Джованаццо. Дальше к югу сопротивление было еще более яростным; Вильгельм Тирский сообщает, что, когда патриарх Иерусалимский, направлявшийся к папе, прибыл той осенью в Отранто, он нашел всю область в таком смятении, что предпочел вновь взойти на корабль и плыть вдоль берега до Анконы. Но греки и мятежники продолжали побеждать, и к началу зимних дождей положение в Апулии стало критическим.
Наконец, в начале сентября королевская армия Асклетина, состоящая из примерно двух тысяч рыцарей и неизвестного, но, по-видимому, значительного количества пехоты, появилась на сцене. К ней присоединился Ришар из Андрии с теми своими людьми, которые остались ему верны, но противник был слишком силен. Едва успев высадиться на берег, войска оказались в окружении в Барлетте. В отчаянной попытке получить подкрепление граф Ришар прорвался сквозь кордон с группой рыцарей и помчался в свою собственную Андрию, преследуемый Робером из Лорителло и Иоанном Дукой, главным заместителем Михаила Палеолога. Они настигли его почти у стен. Зная, что город не готов к осаде, Ришар предпочел дать бой здесь же, на месте. В какой-то момент казалось, что он сумеет одержать победу; ряды греческой армии смешались, и они вместе со своими союзниками отступили в беспорядке. Однако, укрывшись за длинными каменными стенами, которые были (и остаются) неотъемлемой частью ландшафта в этих краях, греки смогли перегруппироваться и продолжить бой; вскоре уже королевские войска обратились в бегство. Самого графа Ришара, сбитого с лошади ударом камня, добил священник из Трани, который, как говорят, вспорол ему живот и выпустил наружу внутренности. Узнав, что их повелитель мертв, горожане Андрии сдались Дуке.
Первая попытка подавить новый бунт закончилась катастрофой. Тем, кто хранил верность королю Вильгельму, будущее представлялось мрачным.
Папу Адриана, наблюдавшего за этими событиями сначала из Тиволи, а затем из Тускула, такой поворот событий радовал. Он не испытывал любви к грекам, но предпочитал их сицилийцам; и ему было бы приятно видеть, как его главный враг Вильгельм, избежавший мести Барбароссы, получит по заслугам. Тремя месяцами ранее направляясь с Фридрихом из Сутри в Рим, папа обещал воздержаться от каких-либо сепаратных переговоров с Византией, но времена изменились; теперь, после того как император не выполнил собственных обязательств, Адриан чувствовал себя свободным действовать так, как он сочтет нужным. Поэтому, получив письмо от Михаила Палеолога, предлагавшего ему военную помощь против короля Сицилии вместе с субсидией в пять тысяч фунтов золотом в обмен на уступку трех прибрежных городов в Апулии, папа заинтересовался. Он ответил, что в его распоряжении есть войска и он готов немедленно включиться в военную кампанию в качестве союзника. 29 сентября 1155 г. Адриан отправился на юг.
Может показаться удивительным, что век спустя после начала великой схизмы между восточной и западной церквями император Византии предлагает себя в качестве покровителя и защитника папе римскому, и папа принимает это предложение. В действительности подобная политика с византийской стороны проводилась еще Иоанном Комнином в 1141 г.; Мануил лишь следовал прежнему курсу и, видя, что обстоятельства тому благоприятствуют, проявлял большую настойчивость. Адриан безусловно осознавал, что в нынешней южноитальянской ситуации открываются возможности, которые могут никогда не повториться. Его также поощряли к такого рода действиям изгнанные апулийские вассалы, которые, увидев реальную перспективу возвращения своих старых фьефов, радостно соглашались признать папу своим законным сюзереном в обмен на поддержку. 9 октября в Сан-Джермано князь Роберт Капуанский, граф Андреа из Рупе-Канино и несколько других нормандских баронов были вновь утверждены в своих правах на прежние владения, и до конца года вся Кампания и большая часть северной Апулии были в руках византийцев или сторонников папы.
Михаил Палеолог, подавив несколько последних очагов сопротивления, мог поздравить себя с неожиданным успехом. Всего за шесть месяцев он восстановил греческую власть на полуострове в тех же пределах, в каких она существовала сто пятьдесят лет назад, до того как нормандцы приступили к сознательному разрушению византийских Фем Лангобардских, в надежде прибрать эти земли к рукам. Вскоре к нему пришла весть, что император, ободренный его быстрым продвижением, высылает полноценную армию, чтобы закрепить достигнутые результаты. В таком случае по прошествии недолгого времени вся южная Италия признает владычество Константинополя. Вильгельм Сицилийский будет сокрушен, его ненавистное королевство исчезнет с лица земли. Папа Адриан, видя, что греки преуспели там, где германцы потерпели поражение, убедится в превосходстве византийской армии и будет соответственно строить свою политику; и тогда великая мечта Комнинов – воссоединение Римской империи под эгидой Константинополя – наконец осуществится.