Срединное море. История Средиземноморья - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 193

Наконец султан, разгневанный очевидной поддержкой, которую греческое правительство оказывало критским инсургентам, в 1868 г. предъявил ему ультиматум: в течение пяти дней Греция должна прекратить работы по снаряжению кораблей, строившихся для нападений на турок. Были и другие пункты, но они представляли собой условности. Греция с негодованием отказалась повиноваться. Последовал разрыв дипломатических отношений, и некий Хобарт-паша, отставной капитан королевского флота, находившийся на службе у султана и в тот момент командовавший турецким флотом, пригрозил Греции установить блокаду. Война казалась неизбежной, но конференции послов европейских держав удалось убедить греков принять условия турок и на следующий год отношения возобновились. Взамен султан даровал Криту конституцию, которая обеспечивала островитянам частичное самоуправление и — по крайней мере на время — смягчила их чувства.

Летом 1876 г. пламя охватило Балканский полуостров. ^[383] Конфликт вспыхнул, когда сербское православное население Боснии и Герцеговины восстало против своих турецких владык. Сербия и близлежащее княжество Черногория — где население также исповедовало православие и говорило по-сербски — поспешили на помощь, и нечего было и думать, что единственный оставшийся славянский народ на Балканах — болгары — окажутся в стороне. Восстание в Вилайете на Дунае — так официально называлась Болгария — вспыхнуло в мае 1876 г. Само по себе оно было весьма незначительным, но подавили его с почти невероятной жестокостью. В Бараке — деревне, которая уже сдалась после недолгого сопротивления, — перебили большинство мужского населения; женщин и детей загнали в сельскую церковь и в школу, а затем подожгли оба здания. Только Барак потерял около 5000 из 7000 жителей; согласно подсчетам, общее количество христиан, убитых за этот месяц, достигало почти 12 000 человек.

Цивилизованный мир встретил эту новость с негодованием — особенно это касалось России, где царь немедленно выразил солидарность с единоверцами. В Лондоне «болгарские жестокости» стали темой яростного памфлета мистера Гладстона, к тому времени оставившего свой пост, который также подверг критике протурецкую политику администрации Дизраэли. Возмущение, выраженное повсюду, проявилось даже в Константинополе, где примерно 6000 студентов-теологов устроили массовую демонстрацию, требуя смещения великого визиря и главного муфтия. Султан Абдул-Азиз тут же капитулировал, но демонстранты — и, без преувеличения, народ в целом — остались неудовлетворены. С этого момента, по словам британского посла, «слово „конституция“ было на устах у всех».

Тем временем турецкая армия наголову разбила сербов и двинулась бы на Белград, если бы великие державы — теперь к ним присоединились Германия и Австрия — вовремя не воспротивились; они настояли на перемирии. Царь вместе с австрийским императором при поддержке Германии набросал документ, получивший название Берлинского меморандума, составленного, дабы оказать на Порту давление с целью проведения в стране радикальных реформ, и теперь запросили Британию о поддержке. Дизраэли ответил решительным отказом. С Британией, подчеркивал он, не посоветовались заранее; он отвергает предложение присоединиться к трем державам, желающим «вонзить нож в горло Турции». Более того, дабы поддержать боевой дух турок, он приказал эскадре средиземноморского флота занять позиции в устье Дарданелл. Собираясь предотвратить войну, которую, очевидно, решила затеять Россия, он затем созвал конференцию шести стран. Предполагалось, что она состоится в Константинополе в декабре текущего года.

Ситуацию в городе не улучшал тот факт, что состояние психического здоровья султана давало основания для серьезного беспокойства. Абдул-Азиз наследовал своему единокровному брату Абдул-Меджиду в 1861 г. Среди султанов нового времени мало кто являлся столь устрашающей фигурой. Будучи почти семи футов ростом — его восьмифутовую кровать до сих пор можно видеть во дворце Долмабаше, — с густой черной бородой и жестоким нравом, он для многих своих придворных символизировал возврат к худшим дням XVII или XVIII вв. В 1867 г., когда ему исполнилось 37 лет, Наполеон III пригласил его во Францию на Большую Всемирную выставку, и он по дороге посетил Вену и Лондон. Абдул-Азиз стал первым султаном в истории Османской империи, с миром пришедшим в христианскую Европу, и этот опыт далеко не благотворно повлиял на него: он преисполнился решимости завести современный военный флот (несмотря на смутивший присутствующих случившийся с ним приступ морской болезни во время осмотра британского военно-морского флота метрополии вместе с королевой Викторией на Спитхедской стоянке), а также приобрел страсть к железным дорогам, которые ему удалось провести в Константинополь только шесть лет спустя. Но с каждым годом его необузданные припадки становились все более бурными и неуправляемыми, и к 1876 г. сумасбродство привело страну на грань банкротства.

Случилось так, что вскоре после разгона демонстрации теологов ранним утром 30 мая того страшного года два батальона пехоты под началом главнокомандующего армии Хусейна Авни окружили Долмабаше, тогда как морская эскадра немедленно разместилась напротив, в Босфоре. Войдя во дворец, командующий немедленно очутился лицом к лицу с султаном, стоявшим на лестнице в ночной рубашке, с обнаженным мечом. Однако когда ему предъявили акт о низложении, Абдул-Азиз не оказал сопротивления и покорно взошел на парадный баркас, доставивший его в старый дворец Топкапи. Здесь его оставили (проявив, пожалуй, некоторую нечуткость) на ночь в комнате, где в 1808 г. был убит один из его предшественников, Селим III. На следующий день его отвезли вверх по Босфору в Сираганский дворец (близ которого в наши дни возвышается один из лучших отелей современного Стамбула). Всего через 4 дня его нашли мертвым в новом обиталище: он перерезал себе вены ножницами. Пошли обычные слухи о чем-то куда более зловещем, нежели самоубийство, однако в конце концов заключение 18 докторов, гласившее об обратном, было принято за истину.

Все это было само по себе волнующе, но драма только начиналась. Через неделю любимая жена Абдул-Азиза, черкешенка, умерла при родах. Эта трагедия так потрясла ее брата, служившего конюшим при дворе султана, что 14 июня он ворвался в зал, где проходило заседание совета министров, и застрелил и главнокомандующего, и министра иностранных дел. Такое развитие событий оказало сильнейший эффект на нового султана, Мурада V. Еще услышав о смерти своего дяди, он упал в обморок, а затем его рвало тридцать шесть часов; известие о двух последних убийствах повергло его в глубокую депрессию, облегчению которой мало способствовал его хронический алкоголизм. В последний день августа он последовал за Абдул-Азизом. На сей раз, однако, ножниц не нашлось: Мураду пришлось оставаться узником Хирагана следующие двадцать восемь лет.

Что касалось нового султана, Абдул-Хамида II, то можно было с уверенностью сказать, что он был лучше двух своих предшественников, однако не слишком-то превосходил их. В возрасте семи лет он лишился матери-черкешенки; отец, Абдул-Меджид, игнорировал его, и мальчик полностью ушел в себя; у него совершенно не было друзей и даже товарищей. Жестокий и мстительный интриган в личном общении, слабый и нерешительный правитель, он всю жизнь мучился страхом насильственной смерти и практически не появлялся на людях. Он ненавидел дворец Абдул-Меджида, Долмабаше, стоящий на возвышенности на берегу Босфора, и выстроил себе новый, ставший центром управления и власти, за неприступными стенами своего парка в Йылдызе, высоко среди холмов. Отсюда этот сутулый крючконосый чернобородый человек с землистым цветом лица, все время прикрывавшийся, по-видимому, от некоего воображаемого противника, плел сети интриг, тайно принимая целые полки шпионов и информаторов, и кое-как управлял своей трещавшей по швам империей.