Срединное море. История Средиземноморья - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 175

Два дня спустя король Карл Альберт Савойский объявил, что его страна, Пьемонт, готова оказать всю возможную поддержку Венеции-Ломбардии в грядущей борьбе, и выразил намерение повести армию в битву лично. К несчастью, хотя он и мог немедленно мобилизовать порядка 70 000 человек, Пьемонт был совершенно не готов к войне. Во всей его армии, как мы говорили, не было ни одной карты Ломбардии. Кроме того, король показал себя не лучшим военачальником — по крайней мере по сравнению со старым Радецким, который командовал армиями еще до того, как Карл Альберт родился.

С другой стороны, хотя результат конфликта между Австрией и Пьемонтом с военной точки зрения не вызывал больших сомнений с самого начала, короля должна была вдохновлять реакция других итальянских государств. Великий герцог Тосканы Леопольд II сразу же собрал армию, состоявшую из регулярных войск и добровольцев. Более удивительным оказалось то, что такая же реакция последовала со стороны неаполитанского короля Фердинанда, который привел в боевую готовность армию в 16 000 человек под командованием генерала из Калабрии Гульельмо Пепе. В стратегическом отношении все эти приготовления мало отличались, однако показывали, что, вне всяких сомнений, речь идет об общем для всех итальянцев деле. Когда эти государства встали плечом к плечу с пьемонтцами, правители — товарищи Карла Альберта — почувствовали себя не союзниками, но соотечественниками.

Один Даниэле Манин не претендовал на то, что борется за Италию. Его целью было освобождение Венеции. Несколькими месяцами ранее он радовался новостям, которые услышал вечером в день своего освобождения из тюрьмы, — о том, что император согласился на закон о конституционном правительстве для Венеции-Ломбардии. Но такая уступка была уже незначительной и запоздалой. Он решил добиваться не более и не менее как изгнания австрийских войск с территории Венеции. Утром 22 марта — эта дата увековечена теперь в названии главной торговой улицы Венеции — он и его люди, не встретив сопротивления, заняли арсенал и забрали все оружие и снаряжение, которое хранилось там. Затем он с триумфом прошел по Пьяцца, где официально провозгласил Венецию республикой, закончив свою речь звонким лозунгом «Viva San Marco!» («Да здравствует республика Святого Марка!»). Впервые эти слова открыто прозвучали за последние полвека. Тем временем Пальфи подписал по всей форме акт о капитуляции, передав исполнительную власть в руки «временного правительства, которое предстоит сформировать», и гарантировав, что все австрийские войска без оружия будут выведены в Триест.

Венеция вновь стала республикой, однако с первых дней было ясно, что она находится в смертельной опасности. Австрийцы отступили, но они ни в коем случае не были разгромлены. К тому же революция охватила лишь крупные города. Радецкий по-прежнему контролировал большую часть континентальной территории Венеции, и после падения Виченцы 10 июня австрийские войска вновь заняли terra firma. Венеции не приходилось надеяться на то, что она сумеет выстоять одна. И вот 4 июля только что избранная венецианская ассамблея неохотно проголосовала за слияние с Пьемонтом, где Кавур настойчивее, чем когда бы то ни было, призывал к объединению Италии. Это был трагический день для Даниэле Манина, который немедленно отказался от поста во временном правительстве и стал частным лицом. (Через несколько дней его увидели несущим караул на Пьяцетте в форме рядового гражданской гвардии.) Тем временем 3000 пьемонтских солдат разместились в городе. Для большинства венецианцев это было так же плохо, как если бы возвратились австрийцы.

Эти пророческие слова написал австрийский канцлер князь Меттерних послу империи Габсбургов в Париже в октябре 1847 г. Речь шла о Джованни Марии Мастаи-Феррети, бывшем епископе Имолы и архиепископе Сполето, который в предыдущем году в возрасте пятидесяти четырех лет был избран папой под именем Пий IX. Эту весть итальянские либералы и, в сущности, вся Западная Европа встретили с воодушевлением. Казалось, новый понтифик — один из них. В первый месяц пребывания на папском престоле он амнистировал более 1000 политических заключенных и изгнанников. ^[350] Через несколько недель папа предоставил для компаний обоего пола сады на Квиринале. Кроме того, он активно поддерживал планы строительства железных дорог, которые его предшественник Григорий XVI называл chemins d’enfer, дорогами в преисподнюю, и газового освещения улиц Рима. Пресса стала свободной — или почти свободной. Пий IX положил начало реформе тарифов и отменил смехотворный закон, согласно которому иудеи были обязаны каждую неделю слушать христианскую проповедь. Толпа окружала его всякий раз, когда папа появлялся на людях, и он был одним из самых популярных людей в Италии.

Однако его репутации стала угрожать опасность. Любая политическая демонстрация, от самых умеренных до наиболее революционных, добивалась теперь его поддержки. Его имя стало знаменем для тысяч людей, зачастую стремившихся к целям, которые он сурово осуждал. С началом революций 1848 г. его положение становилось все более незавидным. «Pio Nono! PioNono! Pio Nono!» («Пий Девятый!») — его имя стало боевым кличем, который без конца повторяла толпа раз за разом, по мере того как устремлялась по улицам одного города за другим. Когда папа закончил речь словами «Да благословит Италию Бог», в них тотчас увидели одобрение народной мечты об объединении Италии и ее освобождении от австрийского владычества навеки. (Едва ли нужно говорить, что Пий не желал видеть Италию единой; помимо всего прочего, что тогда сталось бы с папским государством?) Словом, папа почувствовал себя на бешено несущемся поезде. Его единственной надеждой оставалось попытаться сколь возможно приостановить события.

Уже в конце января того рокового года конституции стали появляться одна за другой. Фердинанд дал ее Неаполю; всего неделю спустя, 29 января, великий герцог даровал ее Флоренции; 5 марта, после революции в Париже и бегства Луи Филиппа, король Карл Альберт Савойский объявил в Турине о конституции для Пьемонта. 13 марта произошел переворот в Вене, и Меттерниху пришлось уносить ноги. Это было самой важной новостью из всех. Новые надежды вспыхнули в сердцах всех итальянских патриотов, которые, как всегда, рассчитывали на Ватикан как на лидера. Пию не осталось ничего другого, как 15 июля даровать Риму конституцию. Она не отличалась особым либерализмом — первый министр папы кардинал Антонелли ^[351] позаботился об этом — и, в случае если обстоятельства изменились, не должна была просуществовать слишком долго, но послужила той цели, ради которой предназначалась. Хотя Пий IX оказался в авангарде европейской революции вопреки своему желанию, вряд ли можно было увидеть его в числе отстающих.