История Англии и шекспировские короли - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 29

А вот как отразил ту же ситуацию Шекспир словами Болингброка:

Поскольку противники упорствовали в своей ненависти друг к другу и отвергали попытки короля примирить их, им было позволено разрешить спор традиционным способом — в поединке, назначенном на День святого Ламберта, 17 сентября, в Ковентри ^[87]. Молва о нем быстро разнеслась по стране: как-никак предстояло сойтись в схватке, возможно, смертельной, двум герцогам, один из которых приходился королю кузеном, и в маленький городок съехались пэры и рыцари с дамами со всей Англии, предвкушая стать свидетелями самого главного светского события года. Не почтил своим присутствием это мероприятие только один известный и могущественный магнат — Джон Гонт. После парламента в Шрусбери он удалился на покой — возможно, из-за сына. (Фруассар указывает, что герцог занемог на Рождество, но, вероятно, его уже тогда поразила болезнь, от которой он спустя пять месяцев умер.) Во всяком случае, Джон Гонт не мог видеть, как его сын выехал на Госфорд-Грин ^[88] «на белом боевом коне с попоной из сине-зеленого бархата, усеянной вышитыми золотом лебедями и антилопами». Не слышал он и «оглушительные приветствия», которыми публика встретила сына, гораздо более громкие, как нам сообщают хронисты, нежели те, что выпали на долю Моубри ^[89].

Однако для Ричарда эти приветствия несли в себе скрытую угрозу. Король недолюбливал кузена и не доверял ему: если бы он победил, то стал бы самым популярным человеком в Англии. С другой стороны, поскольку согласно традиции исходы таких поединков предопределены свыше, то победа герцога Норфолка для многих означала бы, что его обвинения справедливы. Следовательно, не должен был выиграть схватку ни один из них. Надо ли вообще Ричарду, не обладающему ни физическими данными, ни темпераментом даже для метания копья, устраивать эту демонстрацию мужской силы и отваги? И когда противники уже приготовились к бою, неожиданно для всех король бросает жезл — подает знак, что поединок не состоится. Не будет никакой манифестации мужской доблести, ни один из соперников не получит Божественного благословения. Ричард провозглашает:

Болингброк изгонялся на десять лет, Моубри — пожизненно.

Все присутствующие, наверное, испытали немалое эмоциональное потрясение, а король еще раз навредил своей репутации. Возможно, Ричард принял единственно верное, с его точки зрения, решение. Что касается разных сроков ссылки, то, конечно, он предпочел бы навсегда избавиться от обоих дуэлянтов, но Болингброк был слишком популярен и влиятелен. Видимо, король не захотел и чрезмерно огорчать Джона Гонта, которому был многим обязан. Уместно напомнить, что через полгода, когда Гонт уже покоился в гробу, Ричард снова приговорил его сына к изгнанию — на этот раз пожизненно.

Можно сказать, что на поле под Ковентри Ричард проявил определенное благоразумие, от которого и следа не осталось в наступившем 1399 году. В разъездах по стране теперь его постоянно сопровождали четыреста чеширских лучников, а в отдельных местах к ним присоединялись отряды рыцарей и сквайров. Пристрастие короля к броской роскоши стало еще более необузданным, как и расточительные траты на строительство, дорогие одеяния, мебель и украшения. Такие средства, которые он расходовал, могла дать только захватническая война. Англия уже длительное время жила в мире, добывать деньги можно было лишь одним путем — выжимать все соки из страны. И Ричард придумал, как это делать: потребовал от всех, кто каким-либо образом впутался в события десятилетней давности, просить у него помилования — за определенную мзду. Он обязал 17 графств, в том числе и Лондон — в них тогда проживало больше половины населения Англии, — заплатить по 1000 фунтов стерлингов в обмен на королевское благоволение. Это был настоящий шантаж, если не рэкетирство. Ричард ужесточил и практику принудительных займов, вымогая их не только у общин, но и у отдельных лиц. Ко времени отбытия во вторую экспедицию в Ирландию в мае 1399 года он задолжал 6570 фунтов лондонцам, 5550 фунтов — семьдесят одной городской общине, 3180 фунтов — церкви, и 1220 фунтов — тридцати шести индивидуальным кредиторам. Теперь его ненавидела не узкая группа обозленных пэров и их приближенных, а вся страна.