– Вы – бог? – в лоб спросила я.
Крылатый даже вздрогнул от неожиданности.
– А вам очень идет прямолинейность! – галантно поклонился он, компактно складывая за спиной свои черные крылья.– Безмерно рад нашему знакомству, сестра!
– Сестра? – то ли спросила, то ли уточнила я.
– Да! – с нажимом подтвердил незнакомец, как бы пытаясь убедить меня в своей правоте.– Мы с вами в некоем смысле родня, ибо у вас тоже есть крылья!
– Бред! – Я попыталась приподняться.
Алехандро тут же бережно подхватил меня под мышки и помог сесть. Я поблагодарила любимого признательным взглядом.
– Кто вы вообще такой?
– Точно не бог! – самокритично признался крылатый.– Нам никогда не нравилось это слово: слишком уж ко многому оно обязывает. Мы предпочитаем называть себя Рыцарями света. Я – старший из детей выживших беженцев, вкусивших кровь вампира Дракулы. Меня зовут Маарбах.
– А по мне, так вы больше похожи на рыцаря тьмы! – зачем-то поддел его мой верный Рифорд.
– Друг мой, вы понимаете слово «свет» слишком уж однобоко,– мягко упрекнул его Маарбах.– Имеется в виду – рыцари со всего света. Наши предки происходили из разных мест и народов...
– Как, и из негров тоже? – смешливо гыкнул неуемный скандалист Фен.
Я украдкой показала невежливому штурману кулак. Крылатый прятал улыбку и усиленно делал вид, будто он ничего не понял.
– И вы помните Захарию Финдла? – Я решила не отступать от уже заявленной прямолинейности.
Рыцарь ответил мне задумчивым взглядом:
– Увы, я – нет. Но могу вас заверить – до меня дошло достоверное предание об этом великом человеке. Зато,– он хитро прищурился,– я могу познакомить вас с человеком, лично знавшим легендарного строителя нашего прекрасного Храма.
– Который вы благополучно загадили! – вполголоса буркнул Алехандро, но летучие мыши, как известно, обладают великолепным слухом.
Маарбах заметно смутился:
– Прошу, не судите нас строго: ведь мы – всего лишь жалкие обломки прошлого. Того прошлого, которого уже не возродить...
– Земля умирает! – не подумав об эффекте, производимом этими словами, жестоко информировала я.
Рыцарь печально вздохнул:
– Мы это чувствуем. Мы хотим уйти в небытие вместе с нашим миром, и если бы не ты, то никто уже не посмел бы прервать нашего предсмертного сна. Но ты пришла, обещание сбылось… – Он бережно взвесил в руке тяжелый локон моих рыжих волос.– Именно такая, какой и описывал тебя пророк Захария: горячая, словно пламя, и сдержанная, будто лед. Мы знаем, что ты ищешь. Но обретешь ли ты искомый дар судьбы – зависит только от тебя! Идем же, моя крылатая сестра,– он призывно махнул крылом, указывая куда-то за угол Храма,– я отведу тебя к Хизли!
– А кто он такой, этот ваш Хизли? – Феникс попытался пристать с расспросами, но Маарбах упрямо молчал, не обращая ни малейшего внимания на любопытного штурмана.
Мы обогнули здание с северной стороны, следуя за своим необычным проводником. Рыцарь подошел вплотную к фундаменту Храма, раздвинул сочные стебли полыни, буйно разросшиеся в прохладной тени, и продемонстрировал мне узкое отверстие лаза, откуда нестерпимо несло запахом давно не убиравшегося курятника.
– Наш отшельник стар и пуглив, а поэтому,– он оттолкнул Феникса, пытавшегося впереди меня протиснуться в тесный ход,– со мной пойдет только рыжая дева…
– Ну вот,– недовольно заворчал штурман,– опять все самое интересное достается Нике.
– Не пыли, Финик,– предостерегающе одернул друга Айм.– И на твою долю приключений хватит, тем более что ты со своими габаритами все равно не сможешь пролезть в эту дыру.
Я заговорщицки подмигнула рассудительному аналитику и гибко юркнула следом за Маарбахом, который, нещадно обдирая крылья, уже спускался в подземный ход...
Пресловутый туннель и правда оказался ужасно узким. Мой спутник недовольно ругался вполголоса, неразборчиво произнося непонятные мне слова. Комки сухой земли сыпались за шиворот, пыль забивалась в нос и рот, застилала взор, вынуждая меня ползти на ощупь, ориентируясь лишь на шум, производимый крупногабаритным рыцарем. Неожиданно лаз расширился, и я, не успев остановить поступательного движения, кубарем скатилась в большую яму, выстланную чем-то мягким. Несколько минут я отчаянно пыталась проморгаться, протирая глаза и одновременно с этим выплевывая набившийся в рот мусор. А потом мои зрачки начали привыкать к темноте, и я потрясенно вскрикнула, увидев нечто необычное.
В подземном жилище царил туманный полумрак, немного разбавленный синим, фосфоресцирующим светом каких-то неизвестных мне грибов, во множестве росших на стенах песчаной пещеры. Пол логова, а вернее, дно довольно сухой и уютной ямы выстилал толстый слой сброшенных перьев, в центре которых свернулось что-то мохнатое, снежно-белое...
– Хизли! – осторожно позвал Маарбах, и меня до глубины души тронула та робкая нежность, которая отчетливо прозвучала в его голосе.
– Пришел-таки,– насмешливо буркнул комок перьев, странно молодо и клекочуще.– А ее – привел ли?
– Привел! – торжественно откликнулся рыцарь.
– Это хорошо! – вновь донеслось из комка.– Теперь и умирать не жалко.
Сугроб белых перьев потянулся, распрямился, развел конечности и превратился в фигурку древнего старца, кажущуюся особенно тщедушной на фоне мощных, щедро оперенных крыльев. Его перья, ранее принятые мною за белоснежные, отливали благородной серебристой, самой настоящей сединой. Крохотная, голая и непропорционально шишковатая голова сидела на длинной, тощей шее, а из-под резко выступающих надбровных дуг на меня дружелюбно взирали лукавые молодые глаза – голубые, как весеннее небо.
– Подойди ближе, дочка! – просительно велел старик, по-детски любознательно и доверчиво.– А то я уже давно утратил способность двигаться: совсем старого ковбоя проклятое люмбаго
[10]
замучило…
– Ковбоя? – изумилась я, придвигаясь к забавному существу и трепетно прикасаясь к его хрупкой, костлявой лапке.– То-то мне ваше имя что-то знакомое напомнило... Техас, не так ли?
– Ох и удружила же ты старику, милочка! – Хизли от удовольствия даже закрыл глаза, вслушиваясь в мой голос.– Я ведь только об одном и мечтал – как бы напоследок поговорить с человеком, тоже помнящим наше славное ушедшее времечко!
– Я никогда не забуду родео, барбекю из курицы и вкуснющие кукурузные лепешки,– шепнула я на ухо Хизли, чувствуя, как у меня от волнения дыхание пресекается в горле. Этот человек жил в мое время!
– Да, да, точно,– по-птичьи курлыкал старик,– вот это была жизнь!
Потом он необычайно широко распахнул свои голубые глаза, почти наполовину затянутые бельмами катаракты: