– Черта лысого, этому плешивому карлику! – рубанул он любимой тростью по ближайшему цветку. – Пиши указ президента свободному народу Андорры, – приказал он. – «Я, Борис Первый, король и президент суверенной Андорры, повелеваю пропустить на территорию нашей страны оказавшихся в безвыходном положении испанцев. Больше того, я приказываю оказывать им всяческую помощь, в том числе продуктами, лекарствами и транспортными средствами.
Тем испанцам, которые захотят уйти во Францию, никаких препятствий не чинить, а тем, кто захочет остаться в Андорре, помочь в обустройстве.
Единственное условие: при пересечении нашей границы республиканские части должны сложить оружие и следовать по территории нейтральной Андорры без винтовок, пушек и пулеметов».
– Сильно, очень сильно! – воскликнул Маркин, поставив последнюю точку. – Этот указ войдет в историю. Вот только, – помявшись, продолжал он, – как отреагирует на него Франко?
– Плевать я хотел на этого маньяка! – снова взмахнул тростью Борис. – Напасть на Андорру ему не позволит Лига Наций. А кричать и угрожать крошка каудильо может сколько угодно, пока, даст Бог, не изойдет пеной.
Так оно и случилось. Узнав об указе Скосырева, Франко пришел в такое бешенство, что президента обещал повесить, а Андорру стереть с лица Земли. Но тут подала голос Франция, которой вовсе не улыбалось иметь такого агрессивного соседа: несколько дивизий были переброшены на юг, а франко-андоррскую границу открыли настежь.
Франко тут же притих, но злобу на Скосырева затаил и при случае обещал отомстить.
А благодарные испанцы, которых Борис спас от неминуемой гибели, еще долго благословляли его в своих молитвах: ведь очень многие республиканцы перебрались во Францию, а потом разъехались по всему свету. Но немалая часть басков ушла в горы и еще много лет вела партизанскую борьбу, не давая ни минуты покоя фашистскому режиму Франко.
Глава ХХХII
Некоторое время Франко было не до Андорры. Во время одной из встреч Гитлер сказал, что в соответствии с планом «Вайс» он готовит удар по Польше, а так как ее наверняка поддержат Париж и Лондон, то придется показать немецкий кулак французам и англичанам. В этой ситуации было бы неплохо, если бы Франко поддержал планы Германии и вторгся во Францию с юга.
Отказать Гитлеру, у которого он был в большом долгу, Франко не мог, но и воевать не очень-то хотелось: одно дело – сражаться с кое-как сколоченными республиканскими частями, и совсем другое – с регулярной французской армией. Поэтому, не говоря ни «да», ни «нет», Франко затягивал переговоры, как мог юлил и неоднократно переносил дату принятия окончательного решения. В конце концов, решив, что обойдется и без испанцев, Гитлер махнул на него рукой и занялся форсированной подготовкой плана «Вайс».
А в Пиренеях воцарилась тишина. На границах Андорры больше не стреляли, и как-то сразу потухший президент Скосырев оживлялся лишь тогда, когда получал московские газеты, в которых нет-нет да мелькали имена его русских друзей. И хотя Григория Штерна и Павла Рычагова он знал лишь по рассказам Кольцова, все равно очень обрадовался, прочитав в «Правде» об их победах на Дальнем Востоке.
Как оказалось, все началось с вторжения японцев в Маньчжурию и создания марионеточного государства Маньчжоу-Го, территорию которого они рассматривали как плацдарм для нападения на Советский Союз. Их планы были более чем дерзкими: сначала захватить Приморье и Северный Сахалин, а потом в районе Байкала перерезать Транссибирскую железную дорогу и оккупировать Восточную Сибирь.
Не откладывая дела в долгий ящик, японцы, с чисто азиатским коварством начали формировать мировое общественное мнение, раструбив во всех газетах, что земли в районе озера Хасан всегда принадлежали Маньчжурии, а сопки (по-военному – высоты) Безымянная и Заозерная – святыни маньчжуров, которым они издревле поклонялись и на которых молились. Дошло до того, что японский посол явился в Наркомат иностранных дел и от имени своего правительства предъявил требование снять с этих высот погранпосты и вывести всех военных из района озера Хасан, так как и озеро, и высоты принадлежат независимому государству Маньчжоу-Го.
Когда послу показали Хучунский протокол, подписанный еще в 1886 году, где было сказано, что эти земли принадлежат России, тот не обратил на это никакого внимания и заявил, что его правительство оставляет за собой право принять адекватные меры. На дипломатическом языке это означало, что Япония не остановится перед применением силы.
Так оно и случилось… Подтянув несколько дивизий и военных кораблей, японцы ринулись на Безымянную, которую защищал наряд, состоявший всего из одиннадцати пограничников. В первом же бою почти все они погибли, но высоту удержали. Во втором, когда Безымянную и Заозерную штурмовало несколько полков, высоты пришлось сдать.
Тогда-то и подключили к делу только что отозванных из Испании Григория Штерна и Павла Рычагова. От них требовали решительной атакой высоты немедленно отбить. Но они, ссылаясь на опыт авантюрных штурмов под Севильей, Гранадой и Теруэлем, заявили, что такая атака приведет к большим потерям. Ничего страшного не случится, если высоты будут отбиты не немедленно, а неделей позже. Тем временем в район Хасана можно перебросить необходимые для штурма силы, включая самолеты, танки, боевые корабли и даже подводные лодки.
В Кремле с их планом согласились… И вот, 6 августа, как только развеялся туман, Рычагов поднял в небо 250 самолетов. Бомбовый удар по высотам был страшный! Потом в дело вступила артиллерия, за ней около трехсот танков и несколько полков пехоты.
Казалось, что такие силы японцев просто-напросто сомнут. Но не тут-то было! Трое суток продолжались ожесточенные бои, и прекратились они лишь тогда, когда защищать высоты было некому. 11 августа Япония запросила мира и от претензий на Безымянную и Заозерную, а заодно и озеро Хасан отказалась.
Москва ликовала! Москва праздновала победу и чествовала победителей. Не были забыты и Штерн с Рычаговым: за успешное руководство боевыми операциями они были награждены орденами Красного Знамени. Но главное не ордена, главное – они были приняты, если так можно выразиться, в высшую лигу советских военачальников: Штерну было присвоено звание генерал-полковника и доверен ответственнейший пост начальника Противовоздушной обороны страны, а Рычагов, которому не было и тридцати, получил звание генерал-лейтенанта и должность начальника ВВС Красной Армии. Оба были избраны депутатами Верховного Совета СССР, оба стали Героями Советского Союза и оба… расстреляны как заговорщики, террористы, шпионы и враги народа.
О вынесенном им смертном приговоре Борис узнал значительно позже, когда и сам был в весьма затруднительном положении. А пока что он с удовольствием читал отчеты о новой победе русских над японцами, на этот раз в районе монгольской реки Халхин-Гол. Григорий Штерн и Павел Рычагов отличились и в этих боях, а Яков Смушкевич, которого в Испании знали как генерала Дугласа, стал дважды Героем Советского Союза.
Единственное, что смущало Скосырева, так это авторство газетных репортажей: ни под одним из них не было подписи Михаила Кольцова.