И вот как-то вечером, когда делать было совершенно нечего, перебирая лежавшие на столе бумаги, он наткнулся на ту самую брошюру, которую леди Херрд вручила ему при встрече.
– Так ты говоришь, – обратился он к леди Херрд, – что за детьми тебя послала… как бишь ее зовут, – взглянул он на обложку, – Флоренс Найтингейл?
– Ну, ты и сказанул! – фыркнула леди Херрд. – Как это я не могла ляпнуть такую глупость, если Флоренс более четверти века нет на свете?!
– Да? – удивился Борис. – Тогда кто же тебя послал?
– Никто, – пожала плечами леди Херрд. – Эту поездку я затеяла по собственной инициативе, но без поддержки фонда имени Флоренс Найтингейл у меня бы ничего не вышло. Ты почитай, – заметила она брошюру в руках Бориса, – это была замечательная женщина. Да знаешь ли ты, что в Лондоне ей воздвигнут памятник, – разволновалась она, – и на церемонии его открытия мэр Лондона назвал мисс Найтингейл самой великой англичанкой всех времен! И это потому, что тысячи, нет, десятки тысяч людей обязаны ей жизнью.
– Что ты говоришь?! – поразился Борис. – А я-то, темнота, ничего не знал. Тогда не отвлекай, буду читать.
То, что он узнал, так его поразило, что он долго не мог успокоиться и до самого утра расспрашивал леди Херрд об этой удивительной женщине.
Оказывается, Флоренс родилась в 1820 году в аристократической семье богатого землевладельца Уильяма Найтингейла. По большому счету, ее жизнь была расписана на многие годы вперед, тем более что в те времена женщины не учились в университетах и не стремились овладеть какой-либо профессией: их целью было выгодно выйти замуж, а потом растить детей и блистать на балах. То ли мистер Найтингейл мечтал о сыне, то ли был в корне не согласен с общепринятыми принципами воспитания девушек, но своей дочери он дал прекрасное образование: он учил ее латинскому, греческому, французскому и итальянскому языкам, а также физике и математике и, конечно же, основам философии, истории и филологии. Единственное, чему он не учил горячо любимую дочь, было то, чего он не знал и сам, а именно – медицине.
И вот ведь как бывает: отец медицине ее не учил, а Флоренс, всеми правдами и неправдами добывая книги по медицине, увлеклась именно этим предметом. Когда ей исполнилось двадцать, Флоренс обратилась с просьбой к отцу, чтобы тот разрешил ей поступить в университет. Мистер Найтингейл не без гордости подумал, что его дочь выберет филологический или, в крайнем случае, исторический факультет, поэтому, когда она назвала медицинский, чуть не грохнулся в обморок.
«И чему я ее только учил?!» – с досадой подумал он.
– Женщина-врач – это нонсенс, – резко сказал мистер Найтингейл. – Ни один порядочный джентльмен не доверит свое здоровье женщине, не говоря уж о том, что не позволит к себе прикасаться и тем более копаться в своих внутренностях. Мой ответ: нет, нет и нет! – не терпящим возражений тоном заявил он. – Врачом ты не станешь!
– А медсестрой? – робко поинтересовалась Флоренс.
– Ты с ума сошла! – первый раз в жизни закричал на свою дочь мистер Найтингейл. – Быть медсестрой во сто крат хуже, нежели врачом! Ты хоть представляешь, о чем говоришь?! Почитай бульварные газеты – и ты узнаешь, что за женщины работают в больницах и госпиталях.
Дело прошлое, но что было, то было, медсестрами в те времена становились грубые и темные женщины, да к тому же склонные к пьянству и распутству. Днем они как могли ухаживали за больными, а по ночам, приняв спиртного, делили с ними койки. Об этом писали в газетах, об этом говорили в парламенте, но все это было не более чем сотрясением воздуха: ни одна приличная женщина в больнице работать не хотела, а без медсестер никак не обойтись – вот и брали кого ни попадя, лишь бы могла подать утку и дать порошок или таблетку.
Видя, что переубедить Флоренс невозможно и стать филологом или историком она не желает, родители прибегли к хорошо проверенному средству: они решили выдать ее замуж. Но то ли потенциальный жених был недостаточно настойчив, то ли отец пожадничал с приданым, но свадьба не состоялась, и Флоренс ударилась… в религию. И даже в Библии она нашла подтверждение своей мечте. «Служить Богу – значит, служить людям» – эти слова стали для нее путеводными.
Именно с этой мыслью она сбежала из дома и, поработав в немецком приюте, а потом в больнице под Парижем, через два года вернулась в Лондон и получила место суперинтенданта в «заведении для больных женщин благородного происхождения». За какой-то год это «заведение» стало настолько популярным, прежде всего, из-за чистоты, порядка и прекрасного ухода, что дамы из высшего общества считали за честь поправить свое здоровье под опекой мисс Найтингейл.
Но ее главный подвиг был впереди. В 1854 году началась печально известная Русско-турецкая война, в которой англичане и французы выступили на стороне Турции. Высадив большой десант в Крыму и одержав несколько побед, союзники осадили Севастополь. В ожидании окончательной победы жители Лондона, Манчестера и Ливерпуля ликовали.
И вдруг, как гром среди ясного неба, репортаж в «Таймс» известного журналиста Рассела, в котором он рассказывал об ужасах, царящих в английских госпиталях. Оказывается, в этих госпиталях раненым не оказывалось никакой помощи, что они валялись прямо на полу, по которому разгуливали безобразно разжиревшие крысы, что обслуживающему персоналу не хватало лекарств, белья и продовольствия, что из-за всего этого смерть уносила каждого второго.
А тут еще дизентерия, а потом тиф и холера! Потери стали просто ужасающими, в госпиталях англичан умирало куда больше, чем погибало от русских пуль под Севастополем. Кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не мисс Найтингейл. Поняв, что ситуация более чем серьезная, она организовала отряд из 38 медсестер, на собственные деньги приобрела лекарства, перевязочный материал, другое необходимое оборудование и в конце октября на арендованном пароходе отплыла в Турцию. То, что она там увидела, привело ее в состояние шока, но, быстро совладав с собой, она, в самом прямом смысле слова, закатала рукава и взялась за дело.
О том, как мисс Найтингейл очистила авгиевы конюшни, как наладила уход за больными и ранеными, как сутками не отходила от прикованных к постели, как ставила их на ноги и возвращала к жизни, писали все английские газеты – и вскоре она стала самой известной англичанкой.
Удивительно, но вначале никто не мог понять, почему раненые называли ее «леди с лампой». Выяснилось это лишь тогда, когда они стали прибывать на родину. Оказывается, по ночам, когда раны болели особенно сильно, Флоренс обходила палаты с лампой в руке и спрашивала у каждого стонавшего, чем может ему помочь, и, конечно же, помогала, поправив подушку, сделав перевязку или просто дав воды.
«Хотите верьте, хотите нет, – рассказывал один из солдат, – но все так ее боготворили, что, когда она проходила мимо, мы целовали ее тень».
А когда случилась беда и мисс Найтингейл подхватила крымскую лихорадку, даже королева Виктория чуть ли не ежедневно справлялась о ее здоровье. Ну, а сколько в честь Флоренс Найтингейл слагалось стихов и песен, сколько издано книг с ее биографией, сколько продано ваз с ее изображением – этого просто не счесть! И фонд ее имени был создан в те же годы.