– Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хаза-арам,
Их села и ни-и-вы за дерзкий набег
Обрек он мечам и пожа-арам.
Его тут же поддержал Кольцов, а потом и Зуев, который, топая сапожищами, заорал во всю глотку:
– Так громче музыка-а,
Играй поб-е-ду,
И враг бежит, бежит, бежит.
– Так за царя… – начал было, но тут же спохватился Кольцов. – Стоп, дальше без меня.
– Ну и черт с тобой, – махнул рукой Зуев и обернулся к Борису. – Давай, президент, врежем так врежем, чтобы чертям тошно стало.
– Давай, – кивнул Борис, и они, как им казалось, запели, а на самом деле закричали на два голоса:
– Так за Царя, за Родину, за Ве-е-ру,
Мы грянем дружное «Ура, ура, ура!»
– Вот это да! – восхищенно захлопала Мария. – Вот это песня! Надо же, как Пушкина приспособили. Но вы не думайте, что вы одни такие. У немцев есть певец, который поет, казалось бы, невозможное: он поет на стихи Маяковского.
– Это кто же такой? – ревниво поинтересовался Зуев. – Я Маяковского читал: по-моему, его стихи не то что петь, но и читать не каждый сможет.
– А вот он смог, к тому же по-немецки! – гордо заметила Мария. – Его зовут Эрнст Буш, и он сейчас в Мадриде.
– Да? Что-то я о таком не слышал, – усомнился Зуев.
– Еще услышите! Вот увидите, скоро о нем заговорит вся Испания, он только начинает свои гастроли. По идее, я должна быть с ним – ведь я приехала в качестве его секретаря и переводчицы, но дети важнее.
– Дети? Какие дети? – отложил гитару Борис.
– Испанские сироты, те, которые застряли в Андорре и которых не пропускают французы.
– Ах, вот вы о чем, – вздохнул Борис. – Как ни грустно об этом говорить, но такая проблема существует. Мы готовы принять всех испанских сирот, больше того, я убедил своих подданных, извините, граждан, – смутился он, – брать детишек в свои семьи, и они согласились. Но сирот становится все больше, а население Андорры все то же. Короче говоря, ситуация безвыходная, и я просто не знаю, как быть дальше.
– Ради этого мы и приехали, – успокоил его Кольцов. – Я намерен дать в «Правде» серию репортажей, посвященных этой проблеме. Само собой, их перепечатают ведущие газеты Европы, подаст, наконец, свой голос Лига Наций, французов пригвоздят к позорному столбу – и им ничего не останется, как открыть свою границу.
– Самое странное, – усмехнулся Борис, – что после стремительного наступления итальянцев французы границу открыли, но только с односторонним движением: то есть из Франции в Испанию можно и ходить, и ездить, в том числе и через территорию Андорры, а вот во Францию дорога закрыта. Я не раз писал в Париж, возмущаясь этими порядками и объясняя, что ни одного взрослого испанца через свою территорию мы не пропустим, речь, мол, идет только о детях, но из Парижа ни ответа ни привета.
– Сволочи, – скрипнул зубами Зуев. – Посмотрел бы я на этих месье, если бы в подобной ситуации оказались их дети. Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата, – погрозил он кому-то кулаком, – есть грозный судия, он ждет, он недоступен звону злата, и мысли и дела он знает наперед, – неожиданно для себя заговорил Зуев стихами, но тут же отчаянно смутился и, извинившись, проронил: – Это не я, это Лермонтов так сказал, по-моему, как припечатал.
– Он абсолютно прав, – подхватил Кольцов. – Я тоже считаю, что рано или поздно каждый получит по заслугам, но, как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай. Короче говоря, мы с Марией должны побывать в семьях, которые приняли испанских сирот, поговорить с главами этих семей, с ребятишками, родители которых погибли от рук немецких летчиков, итальянских артиллеристов и испанских фашистов. Я запишу их рассказы, а Мария сделает фотоснимки. Кстати, я забыл спросить, все ли дети живут в семьях, или есть что-то вроде специальных детских домов, которые содержит правительство Андорры?
– Нет, таких домов у нас нет. Мы посоветовались с синдиками и решили, что в семьях детям будет лучше, – с едва заметным нажимом ответил Борис. – Но средства на содержание этих детей из президентского фонда выделяю я.
– Замечательно, – одобрительно кивнул Кольцов. – Когда мы можем приступить?
– Да хоть сегодня, – улыбнулся Борис. – Но лучше – завтра, потому что все это, – кивнул он на богато накрытый стол, – надо доесть и допить.
– За этим дело не станет, – повеселел Кольцов и предложил тост за дам.
Когда мужчины встали и, по-гусарски откинув локти, выпили по полной, к Борису, изобразив просительную гримасу, подошел Зуев.
– А можно мне с ними? В защите-то нуждаются не только детишки, но и гости, мало ли что там, в горах…
– Не можно, а нужно! – не терпящим возражений тоном приказал Борис. – Дороги и тропы ты знаешь как никто, так что вверяю наших гостей под твою ответственность. А ты, – обратился он к Терезе, – тоже с ними?
– Нет-нет, – торопливо ответила она. – У меня своя программа, и я буду поджидать их возвращения здесь.
– Вот и прекрасно! – обрадовался Борис. – Скучать я тебе не дам, а что касается программы, то выполним ее на сто процентов.
– А можно к вам обратиться по личному вопросу? – умоляюще сложив руки, подошла к Борису Мария.
– Да сколько угодно! – старясь быть предельно деликатным, слегка приобнял ее Борис. – Все, что зависит от меня, немедленно будет сделано.
– Тут такое дело, что я даже не знаю, с чего начать, – вмешался в разговор Кольцов и так смутился, что даже Зуеву стало его жалко.
– Да ты не дрейфь, – поддержал он Кольцова, – тут все свои, так что шпарь без церемоний.
– Понимаете, какая история, – протирая разом запотевшие очки, начал издалека Кольцов. – Мы с Марией уже пять лет вместе: то есть то вместе, то не вместе, она то приезжает, то уезжает, но когда мы вместе, то очень вместе, – выпалил он.
– Ты сам-то понял, что сказал? – застенчиво улыбнувшись, погладила его небритую щеку Мария. Когда мы вместе, то очень вместе – это как же надо понимать?
– А так, что никого больше не существует! – стукнул по столу Кольцов.
– Так уж и никого? – с нажимом уточнила Мария.
– Я же сказал, что когда мы вместе, то никого! – снова стукнул по столу Кольцов. – Все эти пять лет мы живем в гражданском браке, – обратился к присутствующим Михаил. – Ни от кого, даже от своей законной жены, я не скрываю этого факта, но кое-кому, особенно там, наверху, – показал он куда-то пальцем, – это не нравится. И вот мы решили, – обнял он Марию, – если так можно выразиться, выбить почву из-под ног недоброжелателей и доказать серьезность наших чувств. Короче говоря, – выдохнул он главное, – мы хотим усыновить какого-нибудь испанского мальчика.
– Да-да, из тех сирот, которые находятся на территории Андорры, – поддержала его Мария.