– Погоди, мама. Ты ведь никого из нас ни разу даже пальцем не тронула. Так зачем начинать это сейчас?
Она засмеялась.
– Как там Маккейбы и Кейт?
– Хорошо. Роза и Джон Ларни определенно встречаются. Эд Келли тоже был там. Вернулся из экспедиции. Мне кажется, у него есть определенные намерения в отношении Мейм Маккейб.
Мама кивнула:
– Они бы отлично поладили и могли бы поработать на город, открыв похоронное бюро с этим самым Дораном… как там его полное имя?
– Это называется «ритуальный зал», мама. Такое нововведение. Намного лучше, чем держать мертвое тело в своем доме. Это как-то жутко.
– Если это тело любимого человека, Нони, то ничего не жутко. Я бы, например, никогда не позволила, чтобы твой отец лежал в таком странном месте. Что бы обо мне подумали люди? А мы устроили ему пышные похороны, да?
– Да, мама, пышные.
– Ты, наверное, плохо помнишь это, тебе же тогда было всего пять лет.
– Я все помню, мама.
– Для твоей бабушки Оноры было бы большим утешением узнать, что, когда настал ее смертный час, ее похоронили рядом с ним в аккуратной могилке под тем большим деревом на кладбище Кэлвери.
Я достала из буфета две большие чайные кружки.
Мама продолжила:
– Я кипятила воду для Джима. После ужина он начал кашлять. И нос заложило. Этот пар должен ему помочь.
– Ему уже тридцать, а за ним до сих пор ухаживает мама. И ты еще спрашиваешь, почему мы не разъезжаемся из нашего дома, – подтрунила я.
– О, Нони, ты-то точно уедешь. Ты не домашняя пташка, это не для тебя. В один прекрасный день ты встретишь правильного парня. Только не торопись.
В этот миг я уже почти готова была все ей выложить и сказать: «Мама, что-то непонятное держит меня за горло, и я не знаю, что мне с этим делать». Но вместо этого я нашла большое кухонное полотенце, взяла чайник и последовала за мамой, которая несла миску в гостиную, где в полудреме на набитом конским волосом диване расположился Джим.
Я помогла ему сесть и накрыла его голову полотенцем, а мама налила кипяток в белую миску и стала держать ее у него под подбородком.
– Вдыхай пар, – приказала мама.
Джим попытался, но лишь напряженно сопел, не в состоянии вдохнуть пар заложенным носом.
– Попробуй дышать ртом, – посоветовала я.
Он втянул воздух, но сразу начал кашлять. Глубоко из его груди послышался хрип. Я ощутила запах мази с ментолом, которой мама натерла ему грудь.
– Жаль, что у нас нет целебного бальзама дяди Патрика, – сказала она.
Этот индейский рецепт от друзей моего двоюродного дедушки Патрика из племени оджибва, универсальное средство, с которым я выросла, – все это было утрачено десять лет назад со смертью дедушки Патрика. Моя бабушка Онора и ее сестра Майра умерли вскоре после него, а в двадцатом веке такого лекарства уже никто не готовил.
– Я весь горю, мама, – прошептал Джим.
– Господи, мама, – забепокоилась я. – Может быть, мне сходить за доктором?
– Доктор Хейли уже был у нас сегодня. Сказал – сильная простуда. Но эта погода… Боюсь, как бы это не обернулось воспалением легких.
Как свидетельствовал опыт, привезенный еще из Ирландии, начало лета таило в себе опасности. Теплые дни резко сменялись холодными ночами, это сбивало организм с толку, оставляя его уязвимым перед разными недугами.
Мы сидели с Джимом, пока он наконец не заснул.
– К утру с ним все будет в порядке, – попыталась успокоить я маму.
Майкл, Март и мальчики Генриетты храпели в своей комнате. Генриетта и Агнелла в своей спальне тоже спали.
Мама прошла за мной в нашу комнату. Энни проснулась.
– Как он? – спросила она.
– Заснул, – ответила я и улеглась на кровать, которую мы делили с мамой.
Мама всегда спала очень тихо и почти не ворочалась во сне. Мне же почему-то было стыдно оттого, что мои мысли постоянно возвращались в «Олдсмобиль» к Тиму Макшейну, когда он дышал так близко от меня. «Не отказывайте себе в удовольствии, как это делают мужчины», – сказал он тогда. Но теперь я спала здесь, рядом с мамой, а на соседней кровати лежала моя сестра. Неподходящее место для мыслей об удовольствии. Я никогда не смогу… Или смогу?
На следующее утро Джиму не стало легче. Он кашлял и сплевывал плотные сгустки желто-зеленой слизи. Мама была обеспокоена.
– Мама, я останусь дома, – заявила я, хотя мне жутко не хотелось пропускать первый день работы в новой должности.
– Нет, Нони. Здесь же есть Генриетта.
– Да, мама, – подала голос Генриетта – слишком громко, как мне показалось. – Я здесь.
Мистер Бартлетт слов на ветер не бросал. Он устроил нас с Розой в «студии» – да-да, он так и сказал, – где стояли длинный рабочий стол, еще один деревянный столик и четыре стула.
Он указал в сторону большого окна:
– Оно выходит на север – естественное освещение без прямых солнечных лучей.
– Ох, Роза, – воскликнула я, когда он вышел. – Помнишь, как сестра Иммакюле называла эти студии парижских художников? Ателье? Так вот теперь у нас есть собственное ателье.
– За исключением того, что у нас нет бумаги, булавок, ножниц и… О, Нони! Как думаешь, дадут они мне швейную машинку?
– А давай составим список того, что нам нужно. Взялся за гуж, не говори, что не дюж, – сказала я, стараясь скопировать ирландский акцент бабушки Оноры.
День пролетел мгновенно. О ланче мы даже не вспомнили. Я забыла о простуде Джима, а когда Мейм пришла поболтать, мы замахали на нее руками. Нас с Розой трясло, как в лихорадке: еще бы – наше собственное дело, наша студия.
«Ателье», – шептала я. Злой фее здесь меня не достать. Работа приносит больше удовольствия, чем поцелуи Тима Макшейна. Решено: я буду получать наслаждение, как художник.
С работы мы ушли поздно, а домой я добралась еще позже. Ужин давно закончился, и я вздрогнула, увидев в окнах гостиной яркий свет. Джим…
Когда я вошла, доктор Хейли как раз собирался уходить. Он уже стоял в дверях и разговаривал с Майком. Я услышала его слова:
– Давайте им побольше воды и горячего чая. Пар поможет им дышать, и, будем надеяться, их легкие смогут очиститься.
Им?
– Джиму хуже, Майк? – встревоженно спросила я.
– Да, хуже, Нони. А еще мама… Генриетта сказала, что она тоже начала кашлять сегодня утром. И с тех пор не может остановиться.
– А Генриетта пробовала давать им чай с медом и лимоном? Она сразу вызвала доктора? – сыпала вопросами я.
Из спальни показалась Генриетта. Я бросилась к маме, но сестра взяла меня за руку.