– Вот оно, – сказала я и вручила ей конверт.
Затем я вкратце рассказала ей про юного Кеога, Пола О’Тула, Генри Уилсона и мой вынужденный отпуск в госпитале.
– Маргарет Кирк организовала мне очень официально выглядящий документ от Красного Креста, который позволяет мне путешествовать, – пояснила я.
Но Мод не слушала меня, а сразу открыла конверт. Заметила ли она, что он был повторно заклеен после вскрытия? Отец Кевин предупреждал, чтобы я сообщила Мод, что мы письмо читали, но сейчас, похоже, был не самый подходящий момент. Мод вынула из конверта банковский чек.
– Джон Куинн очень хороший друг, – сказала она. – И еще он прислал мою статью. Они напечатали ее. Отлично.
Она читала письмо, замерев на месте и не замечая людей вокруг себя.
– Думаю, Джон Куинн не понимает всего благородства их жертвы, – наконец заключила Мод. Она передала письмо мне в руки. – Скажите мне, что вы об этом думаете.
Я решила все-таки не упоминать, что уже читала его.
– Я рада, что цензор не изуродовал все это, – продолжила она. – Было очень мило с вашей стороны привезти его лично. И хорошо сказал Джон, что Шон теперь может гордиться своим отцом. Тот пожертвовал собой ради страны и этим искупил свою вину за все.
Наконец-то актер в ее жизни сыграл свою роль правильно, подумала я. Тогда как Тим Макшейн… Бедная Долли. Интересно, пыталась ли она выгнать его? Когда я оборвала нашу любовную интригу, он поднял на меня руку. Хотя «интрига» казалась слишком мягким словом для потерянных мною лет. Однако я могла потерять намного больше – могла потерять жизнь. Да, мне повезло, что удалось сбежать. Но мысль о том, что он теперь тратит деньги Долли… Что Мод и Уилли Йейтс подумают обо мне, если я расскажу им, что была любовницей жестокого гангстера?
Мы с Мод устроились на заднем сиденье большого автомобиля для дальних поездок. Насколько я поняла, Уильям Батлер Йейтс собственной персоной сидел спереди рядом с шофером – совсем как обычный смертный. Он был старше, чем я думала. Волосы его полностью покрыла седина. Очень бледен. Лицо настоящего поэта – кто бы сомневался. Сестра Вероника на моем месте просто упала бы в обморок от такого счастья. Но мне он казался немного… хрупким – это первое слово, которое пришло на ум, – но довольно приятным, поскольку любезно сказал:
– С приездом. Мод рассказывала мне, что вы из Чикаго.
– Все верно.
– Я читал там лекции. Съездил на экскурсию по бойням. Вонь там стоит ужасная. Тысячи туш на крюках движутся на этих механических ременных конвейерах. Апофеоз жестокости этого мира, – заключил Йейтс.
– Да, наверное, – сказала я. – Но бойни дают городу огромное количество рабочих мест – и там сильный профсоюз. Они бы не позволили уволить бастующих рабочих, как это произошло в Дублине.
– Вы, видимо, социалистка, мисс Келли? – спросил Йейтс.
– Я демократка, – твердо ответила я.
Этот тип постепенно переставал мне нравиться.
– Здесь есть одно прелестное озеро, Уилли, – вмешалась в разговор Мод. – Помню, когда мы с Джоном…
Она вдруг осеклась, достала из сумочки носовой платок и промокнула им уголки своих глаз. Очень элегантный жест. Никаких причитаний от Мод, никаких красных заплаканных глаз или прочих соплей. Она просто сделала глубокий вдох. Я успокаивающе похлопала ее по руке.
– Британский консул придержал мой запрос на посещение Ирландии. Вы только вообразите себе – не пускать меня в мою родную страну. Отказывать мне в том, чтобы отдать дань уважения останкам мужа. – Теперь она уже злилась. – Его останкам, какими бы они ни были. Англичане свалили тела казненных в общую могилу и забросали их известью. Варвары какие-то. Им ведь прекрасно известно, что любая ирландская семья хотела бы, чтобы дорогой ей человек был похоронен в уютной могилке на церковном кладбище рядом со своими предками. В месте, куда можно было бы прийти и почтить память ушедшего. Они отказали моему мужу в дани уважения, которую отдают большинству жестоких вражеских немецких солдат.
Она начала нервно колотить рукой по сиденью.
– Мод, Мод, – пытался успокоить ее Йейтс с переднего сиденья. Он обернулся назад и протянул к ней руку. – Прошу тебя, дорогая.
Она потянулась к нему, схватила его руку, потом бросила и откинулась на спинку. Я коснулась ее плеча, и она накрыла мои пальцы своей ладонью. Актриса. Но при всей своей театральности она была искренна.
Йейтс обратился ко мне:
– Я убедил Мод выехать сегодня за город, чтобы показать вам ландшафты и города Нормандии, буквально пропитанные духом истории. Мы ведь так с тобой придумали, правда, Мод?
– Это полезно и для тебя, Уилли, – откликнулась она. – На день отвлечься и не писать, чтобы восстановить свою творческую энергию. Мы отправимся в коммуну Онфлер, куда ездили писать свои картины импрессионисты. Там очаровательно. Затем, вероятно, в Байё. Там чудесные гобелены.
– Разве не прекрасный план, мисс Келли? – спросил Йейтс.
– Конечно, – ответила я, – просто замечательный. Те самые знаменитые гобелены? Это которые с единорогом?
– Нет, – сказал Йейтс. – Вы сами все увидите.
Ну почему я не была более внимательна на уроках сестры Вероники по французскому искусству?
– В Онфлер, – скомандовал Йейтс шоферу.
– Нет. Погодите, – вмешалась Мод. – Сначала в Кийбёф-сюр-Сен. Вот куда мы поедем. Взглянуть на нашу ирландскую историю.
– Кийбёф? – переспросил Йейтс.
Он перебросился парой слов с водителем и повернулся к нам.
– Робер говорит, что это прилично далеко отсюда – часа четыре пути.
– Но мне хочется именно туда. К тому же сейчас всего десять утра, – настаивала Мод, а затем обернулась ко мне. – Я хочу взглянуть на место, где высадились Хью О’Нейлл и Рори О’Доннелл. Во время Бегства графов, Нора. Более трехсот лет тому назад.
* * *
– Вот и приехали, – сказала Мод, когда машина карабкалась на холм в старинный город Кийбёф.
– Можете себе представить, что по этим улицам когда-то шагали ирландские графы? – спросила она, ведя нас вдоль выстроившихся в ряд домов из черного камня, на фронтонах которых были выложены узоры из белой гальки.
– Я почему-то думала, что они направлялись в Испанию, – заметила я.
– Сбились с курса из-за ветра, – пояснил Йейтс. – Пролив ведет себя вероломно в любое время года, а для маленькой лодки в сентябре он может быть просто кошмаром.
– Им повезло найти гавань здесь, в устье Сены, – добавила Мод.
– А вот здесь арфист О’Кахан играл свою горестную песнь.
Мод начала напевать себе под нос.
– Я знаю эту песню, – сказала я. – Только я думала, что она из новых. Слова ее знаю от Мэй Куинливан.