– Все, с меня довольно. Скажите маме, что я ухожу и проведу этот вечер с Маккейбами, – заявила я, после чего встала и вышла.
Я спустилась по лестнице и вышла на Хиллок. Генриетта разрушает все вокруг себя, а мы позволяем ей это. Бабушка Онора говорила, что когда человек возмущается по поводу чужого успеха, то это худшая разновидность зависти. Знаю, Генриетте пришлось пережить тяжкие времена, смерть мужа и многое другое, но она никогда не голодала. Основную долю расходов по дому несет Майк, но все мы участвуем в оплате жилья и еды, поддерживая Генриетту и ее детей. Я сжала кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Она выводит меня из себя. «Не обращай на нее внимания», – снова и снова повторяла я себе. Но не могла следовать собственному совету.
Стоял замечательный вечер, бриз дул с озера, унося смрад со скотобоен вдаль. В семь часов вечера на улице еще было светло. Вокруг солнца, начинающего опускаться за прерию, собралась стайка облаков. Дикий Запад. Дядя Стивен, отец Эда, рассказывал, как в этом месте на окраине Бриджпорта собирались караваны крытых повозок, готовящихся отправиться вдоль по Арчер-авеню, конец которой терялся в высокой траве и бескрайних просторах прерий. Если бы я сейчас увидела такую повозку переселенцев, то не раздумывая прыгнула бы в нее. А там – встречай меня, Калифорния!
Однако вместо этого я шла на запад еще две мили пешком, пока не добралась до Брайтон-парка и пансиона тети Кейт Ларни, где жили Роза и Мейм Маккейб. Сестры сидели на крыльце вместе с сыном тети Кейт, Джоном Ларни, приятным молодым человеком лет тридцати. По его внешнему виду никогда не догадаешься, что он детектив полиции, пока не увидишь его в идеально сидящей на нем темно-синей униформе.
Роза встала и поднялась на верхнюю ступеньку.
– Нони, что случилось? Кто-то заболел?
– Заболел, но не физически, – ответила я.
– В каком смысле?.. – начала Роза.
Я взбежала к ней на ступеньки и успокоила ее:
– Не волнуйся, Роза, я просто выбралась на вечернюю прогулку.
– И очень вовремя, чтобы развлечься с нами, – сказал Джон. – Отметить вашу новую работу и возвращение нашего странника.
Двери дома распахнулись, и оттуда вышел Эд с двумя графинами – с пивом и лимонадом. За ним следовала тетя Кейт с блюдом домашнего печенья.
– Эд, – воскликнула я, – когда же ты вернулся?
– Как раз сегодня, совсем недавно, – ответил он, ставя графины на большой белый стол из ивовых прутьев, стоящий на крыльце.
– Хорошо выглядишь, – заметила я.
Он снял свой пиджак, оставшись в белоснежной накрахмаленной сорочке и галстуке-бабочке.
Экспедиция с армейским геодезическим отрядом добавила ему мускулов. Мужчины у Келли всегда были высокими – и Майк, и Эд были ростом больше шести футов. Но Эд был единственным рыжеволосым в мужской части семьи, а я – единственной рыжей в женской.
«Близняшки», – называла нас бабушка Онора, хотя Эд был на три года старше меня.
Надо сказать, между нами всегда чувствовалась какая-то связь. Как это ни странно, ему я могла рассказывать то, о чем не могла сказать собственным братьям. Возможно, потому что Майк, Март и Джим всегда видели во мне лишь младшую сестренку.
Я была очень рада, когда Генриетта привела к нам Агнеллу. Наконец-то у меня появилась младшая сестра. Впрочем, ее сыновей я тоже любила. Правда, они были совсем маленькими, когда приехали к нам. Им было нелегко расти в компании больших мужчин, от которых в нашей маленькой квартирке было тесновато – вечно кто-то входил или выходил, кровати стояли в каждой комнате. Мы с мамой, бабушкой Онорой и Энни расположились в одной спальне, четверо мальчиков – во второй, а третью отвели Генриетте и ее детям.
– Так мы и жили, когда только приехали из Ирландии, – сказала как-то бабушка Онора. – Мы с Майрой и девятеро детишек между нами.
– Но я переехала сразу же, как только смогла, – шепнула мне на ухо Майра.
А были еще и гости: как-то у нас в гостиной пару месяцев – пока не нашел работу и собственное жилье – спал парень, который приехал из старой Ирландии и был чьим-то там дальним родственником.
«Я бы и сама с удовольствием поселилась в каком-нибудь номере в пансионе у тети Кейт», – думала я, усаживаясь в плетеное кресло. Джон Ларни и Роза уселись вместе на качели и раскачивались на ветерке, который приносит свежесть с озера Мичиган. А Эд сел рядом с Мейм на двухместный диванчик.
Тетя Кейт налила лимонад Розе, Мейм и мне, а себе и мальчикам плеснула пива. Отец Кейт был немцем, а мать – ирландкой, и хотя они с сестрой, моей тетей Нелли, матерью Эда, вышли замуж за ирландцев, обе до сих пор вечерком выпивали по паре стаканчиков пильзенского. Тетя Кейт – серьезная женщина: передник в цветочек, туфли на толстой подошве, седые волосы завязаны на затылке в узел. Но при этом добрая. Она стала второй матерью для Розы и Мейм Маккейб, которые потеряли свою маму еще в детстве.
Эд начал рассказывать нам о своих приключениях с армейским геодезическим отрядом, прокладывавшим через дикие просторы Мичигана трассу для нового канала, который должен был соединить Великие озера.
– Поначалу, – сказал он, – я был только помощником, просто держал рейку нивелира, пока другие производили измерения. Там все с университетским образованием, а у меня за спиной только вечерняя школа. Но я рассказал им, что прошел производственную стажировку в городской санитарной службе, начав лесорубом, который выкорчевывал деревья вдоль канала. Таким образом я прошел путь от подносчика рейки до полноправного геодезиста. В лагере после ужина я беседовал с капитаном Льюисом, задавал ему массу вопросов: как взрывать мешающие скалы, как проверять состояние почвы и всякие такие вещи. А он поручал мне все более и более ответственные задания. Говорил, что любой важный инженерный проект зависит от точности топографических исследований. Сначала нужно выяснить рельеф местности. А я сказал ему, что это справедливо и во многих других вопросах.
Джон предположил, что на военных работа Эда наверняка произвела хорошее впечатление и они пришлют положительный отзыв в муниципальную санитарную службу.
– Теперь, когда к власти пришли республиканцы, тебе понадобится помощь, чтобы вернуть себе прежнюю работу, – сказал он.
Джон и Эд вступили в дискуссию, споря о том, кого выбрали и чей брат или сват получил лучшую должность, пока Мейм это не надоело.
– Снова политика, – прервала их она. – У вас любой разговор всегда заканчивается политикой. Неужели мы не можем побеседовать о чем-нибудь еще?
Эд улыбнулся ей.
– Прости, Мейм. Я не хотел нагонять на тебя скуку.
Нагонять скуку? Да политика у нашего Эда в крови, и он еще извиняется? Интересно, что происходит у них с Мейм? Ну вот: теперь он уже расспрашивает ее обо всех предложениях и письмах, которые она планирует написать. И ловит на лету каждое ее слово.
Теперь понятно, почему он первым делом приехал сюда – еще до того, как объявить о своем возвращении дома. При этом Мейм ни словом не обмолвилась мне про Эда, равно как и он про нее. Она что, забыла наш «пакт», который мы трое заключили прошлым летом на этом самом крыльце? Тогда мы пообещали друг другу, что не будем панически стремиться поскорее выйти замуж. Думаю, сестры Маккейб хотели поддержать меня после того, как я отказала Джону Мерфи. Нет, он славный парень, но говорить с ним абсолютно не о чем. Я даже не могла понять, с чего это он вдруг приударил за мной. Единственным объяснением было то, что он – друг Марта, жил рядом и просто решил, что пора бы подыскать себе невесту. Он неожиданно начал появляться у нас в гостиной по воскресеньям, а примерно через месяц зашел со мной на кухню и сказал: