Варварские нашествия на Европу. Германский натиск - читать онлайн книгу. Автор: Люсьен Мюссе cтр.№ 29

Эта политическая агония продолжалась вплоть до распада империи Меровингов в Германии. В конце VII в. аламаннские герцоги вновь получили полную свободу действия, и майордомам из рода Пипина пришлось хорошо потрудиться, чтобы ее ограничить. Наконец, в 709–712 гг. Карл Мартел положил ей конец. В начале IX в. курская Реция покорилась своей судьбе: ею стали управлять франкские графы. История аламаннов растворилась в истории немецкого народа.

Происхождение баваров относится к еще более позднему периоду и окутано еще более густым мраком, чем появление аламаннов. Уникальный случай в истории нашествий — впервые бавары упоминаются уже после проникновения через limes (в 551 г.) Иорданом. С этой эпохи они находятся на своей современной территории, которую никогда не покидали. Лингвистам и археологам до сих пор не удалось снабдить их обоснованной генеалогией.

Расселение баваров по римскую сторону limes не менее туманно. Существуют предположения о том, что они пришли туда еще до установления франкского протектората ^[125], но после эпохи, описанной в житии святого Северина, столь внимательном к перемещениям варваров. Следовательно, их переселение можно расположить между 488 и 539 гг., и, без сомнения, оно осуществилось в момент, когда лангобарды, покинув Нижнюю Австрию, отправились в Панно-нию. Вплоть до III в. бавары и лангобарды часто находились в отношениях тесного сотрудничества ^[126].

Подобно аламаннам, бавары превоначально занимали лишь равнинные районы, предоставив многочисленным римским группам жить в Альпах и между вкраплениями своего очень неплотного населения. Долгое время их натиск, не менее сильный, развивался в южном направлении; в VIII в. они перевалили через хребет Альп и хлынули в Верхний Адидже. Однако бавары отличились тем, что вскоре создали политическое образование, объединившись под властью вокруг герцогов Агилульфингов, первый из которых, Гарибальд, появился на исторической сцене в середине VI в. Мы не знаем, были ли Агилульфунги ставленниками франкских покровителей или имели местное происхождение, однако ясно то, что бавары сплотились именно вокруг них. В конце VII в. они получили полную автономию, осуществили обращение в христианство своих подданных с помощью миссионеров, прибывавших практически отовсюду, и в VIII в. стали центром притяжения для всех тех германцев, которые не хотели признавать первенство франков. Карл Великий не пожелал мириться с этой ситуацией и в 788 г., когда герцог Тассилон III начал переговоры с аварами, снова, на этот раз без всяких оговорок, включил Баварию в состав франкского королевства.

Уточнить границы баварской территории сложно. В начале VI в. она предположительно простиралась вдоль Дуная от Ингольштадта до Штраубинга. В 565 г. Фортунат причисляет к баварским землям и долину реки Лех; вскоре западная граница передвинулась к Иллеру, и бавары оказались соседями аламаннов. На востоке бавары еще до 600 г. достигли Эннса; около 610 г. их передовые отряды пришли в соприкосновение со славянами в Каринтии. Нам неизвестно, когда баварам достался Верхний Пфальц, в V в. принадлежавший тюрингам.

Относительная покорность, с которой бавары приняли ме-ровингский протекторат в VI в., объяснялась аваро-славян-ской угрозой. Они поспешили избавиться от франков, когда усилившееся королевство лангобардов предложило им лучшие условия. И именно возобновление аварской угрозы в конце VIII в. сыграло свою роль в конечном покорении баваров Карлу Великому.

После триумфа Хлодвига варвары Запада, казалось, достигли если не окончательной стабильности, то, по крайней мере, некоторого равновесия. Каждый из крупных географических регионов pars Occidentis (западной части) попал под власть народа, пустившего корни в этих землях: англосаксов в Британии, франков в Галлии, вестготов в Испании, остготов в Италии, вандалов в Африке. Два второстепенных народа — бургунды в Восточной Галлии и свевы в Северной Испании — еще сохраняли шаткую независимость, но их поглощение могущественными соседями было не за горами. Существовали еще спорные области (Септимания, Прованс, Сицилия), но это не меняло ничего существенным образом. Что же касается кельтских островков в Арморике и баскских в Гаскони, то они не имели никакого политического значения. Повсюду начался процесс укрепления государств.

Эти перспективы спутало одно событие, в результате которого центральная часть средиземноморского бассейна на несколько сотен лет вновь стала нестабильным регионом. Им стала попытка византийского императора Юстиниана I отвоевать римские земли. Первые шаги в Африке (532–534 гг.), стремительные и успешные, побудили его продолжить начатое дело в Италии и Испании. Но чтобы разгромить остготов (535–562 гг.), потребовалась четверть века яростной борьбы, а Италия заплатила полным разорением за уничтожение народа, который там замечательным образом преуспел. Испанию от подобной же участи спасла только ее удаленность и нехватка людских ресурсов, имевшихся в распоряжении Византии — Юстиниан освободил только юго-восток (после 552 г.).

Эта «реконкиста», закончившаяся около 560 г., высвободила одну клетку на шахматной доске наиболее желанных для варваров земель — Италию. Этот вакуум сразу же привлек лангобардов, которые покинули Паннонию, чтобы его заполнить (568 г.). Опустевшая Паннония, в свою очередь, притянула авар, вышедших из понийской степи. Чтобы в течение столь долгого времени вести масштабную войну на два фронта — борьбу с персами и освобождение Запада, — Юстиниан оголил дунайский фронт: как и в IV в., Балканский полуостров вновь оказался открытым для варваров. Авары ринулись туда, не пытаясь там закрепиться, но следовавшие за ними болгары и славяне остались там навсегда. В степном мире этот двойной натиск на запад и юг создал новый вакуум, который, в свою очередь, заполнили хазары ^[127].

Эта третья волна бушевала примерно полторы сотни лет, начиная с переселения Альбоина в Италию и до консолидации болгарского ханства. Она была очень неоднородной по составу, объединяя германцев (лангбардов), степные народы (аваров, болгар, хазар) и славян. Но в контексте общего процесса она демонстрирует бесспорное единство.

Нашествие лангобардов, последнее и, возможно, самое разрушительное из всех вторжений германских племен, является делом рук народа, который оставался на заднем плане вплоть до середины VI в. и которому, казалось, ничто не предвещало роли, более выдающейся, чем роль гепидов или дунайских герулов. Разгром государства остготов в Италии Юстинианом внезапно открыл перед ними неожиданные возможности. Но главным, от чего выиграли лангобарды, была замечательная способность их короля Альбоина принимать разумные решения: они стали единственным народом, ускользнувшим из Паннонии до того, как этим регионом окончательно и бесповоротно завладели завоеватели-степняки.