— Знаю я эти людные места, — спокойно парировал Рейн, снимая плащ и закидывая ноги на диван. — А если вас кто-нибудь изнасилует…
— Кто? — пренебрежительно фыркнула Галина. — Ты, что ли?
— Могу и я… — Рейн демонстративно зевнул и закрыл глаза. — Но что-то неохота сегодня… Отложим до завтра?
Галка оторопела, размышляя — пошутил он или сказал это всерьез?.. Я понимающе улыбнулась и снова глянула в окно, собираясь задернуть шторку. За стеклом сгущался вечерний сумрак, мела вьюга, но в купе было удобно и уютно. Своим расслабленным поведением Рейн недвусмысленно дал мне понять — враги успешно разгадали фокус с нашей мнимой смертью, следят за нами, но покамест не собираются предпринимать какие-либо решительные действия. Нам предоставлено время на отдых и передышку. Судя по всему, финальная сцена нашего противостояния разыграется в Будапеште…
Внезапно мне показалось, что в полумраке заполненного людьми перрона я заметила до боли знакомую фигуру моего мужа, провожающего наш вагон сосредоточенным взглядом насмешливых, отсвечивающих кровавым блеском глаз… Я недоверчиво тряхнула головой и потерла слипающиеся от усталости веки.
«Брр, примерещится же такое, явно не к добру! — суеверно подумала я. — Наверное, так дают знать о себе напряжение и динамика последних суматошных дней. Ну как вдруг может Вадим оказаться в Москве, и главное — зачем?..» — И, почти убедив себя в том, что его высокая фигура всего лишь игра моего расшалившегося воображения, я завернулась в теплое одеяло и погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Но что-то в глубине моей души не собиралось успокаиваться и отчаянно взывало к здравому рассудку, подсказывая — я не ошиблась, я на самом деле видела именно Вадима…
Я не верю в случайности, а поэтому твердо убеждена, что Рейн преследовал вполне конкретную цель, когда, покупая билеты на поезд, выбрал конечным пунктом нашей высадки в Будапеште вокзал Дели (Южный), расположенный в старой части города. Он прекрасно знал, что именно в Буде у нас будет меньше всего шансов встретиться с кем-то из ликантропов, проживающих, согласно заключенному между чаладами договору, в отведенном им Пеште. И все равно нам не удалось избежать беды…
Будапешт приветствовал нас редким мокрым снегом, летящим косо над землей, да еще шквальными порывами пронизывающе-холодного ветра, дующего с Дуная. Оказалось, венгерская зима в корне отличается от нашей, уральской. Температура здесь редко опускается ниже минус десяти градусов по Цельсию, но близость реки щедро насыщает воздух влагой, делая его исключительно неприятным и настолько обжигающим, что тебе мнится, будто ты вдыхаешь размолотое в пыль ледяное крошево, намертво замораживающее непривычные к подобному коктейлю легкие. Следует признать, венгерская зима — еще то удовольствие…
Прикрывая шерстяной перчаткой нос и рот, я восхищенно рассматривала изящное и идеально целесообразное здание вокзала, совмещенное со станцией метро, мысленно благодаря предусмотрительного Рейна, посоветовавшего мне надеть вместо шубки теплую куртку из плотной ткани, непроницаемой для порывов капризного сырого ветра. Сам он по-прежнему ходил в распахнутом на груди кожаном плаще, не обращая внимания ни на снег, ни на холод. Бледная кожа и прозрачные, как лед, глаза придавали его удивительному облику вид прекрасной беломраморной статуи, весьма гармонично вписывающейся в ландшафт зимнего Будапешта. Недаром же его называли Идущим сквозь дождь воином!
Часы, укрепленные над главным входом вокзала, медленно пробили пять часов вечера. Темнеет здесь рано, поэтому отходящие от Дели улицы уже освещались вереницами разноцветных огней, упрятанных в вычурные бронзовые фонари. Полукруглую, покатую, слегка опущенную нижнюю часть привокзальной площади украшал геометрический эмалевый декор работы скульптора Виктора Вазарели.
Будапешт скромен и не любит выставлять напоказ свою современность, искусно маскируя ее под рафинированную, утонченную древность, столь милую сердцу каждого коренного будца. Современные торговые центры, офисы крупных фирм, модные отели из стекла и алюминия можно увидеть в Пеште, по другую сторону реки. А тут, на этих овеянных древностью улочках, преданно хранящих память о короле Матиаше и эпохе его правления, жизненный уклад все так же размерен и нетороплив, как триста, а то и все четыреста лет назад. Попав в Будапешт, я испытала двоякое чувство — счастья и разочарования одновременно. С одной стороны, мне казалось, будто я вернулась в давно заброшенный дом — родной и знакомый, а с другой — меня не покидало печальное ощущение пустоты и духовной опустошенности, как если бы мой дом осиротел, лишившись чего-то важного, бывшего ранее средоточием его силы и могущества. Древние боги покинули мой город, оставив после себя лишь руины прежнего великолепия. Будапешт медленно погружался в сон без сновидений, сохраняя присущую ему красоту, но постепенно становясь всего лишь неодушевленным сборищем обычных домов, мостов и улиц. Кто-то страшный и корыстный похитил, унес из моего города его великую тайну, бросая Будапешт на произвол жестокой судьбы. Мой город умирал… Безмолвное зло сгущалось над его мостовыми и крышами, предвещая грядущую гибель всего живого… Конец веков близился!
— Ты тоже это почуяла? — подметил Рейн, нежно обнимая меня за плечи.
Я печально кивнула, стряхивая скопившуюся на волосах влагу:
— В этом городе поселилось зло!
— На том берегу! — Изгой пальцем указал направление, точно наперерез дующему с реки ветру. — Они жестоки, и ими движет ненасытная жажда крови. Ликантропам безразлична участь смертных людей, они готовы любой ценой бороться за свое выживание, даже пройдя по трупам всех прочих существ, обреченных на муки и страдания…
Я зябко передернула плечами, но на этот раз уже не от холода.
— Что же нам угрожает?
— Мы не знаем этого точно, потому что табличка с третьим пророчеством пропала. Но похоже, они, — Рейн говорил конечно же об оборотнях, — ведают немногим больше нас. И своим тайным знанием они не собираются делиться ни с кем, ибо в наше время информация есть единственный и вернейший путь к выживанию.
— Я надеюсь, ты в курсе их тайн? — несмело предположила я, с надеждой заглядывая в его непроницаемые серые глаза.
— Нет, — уголки губ Изгоя уныло опустились, — я слишком долго спал и уж не принадлежу к числу тех, кто призван творить историю нашего мира. Я безнадежно устарел, как и этот чудесный город, бессильный перед веянием времени… Я всего лишь фигура из прошлого.
— Так что же ты предлагаешь мне, воин? — абсолютно несвойственным мне ранее властным и требовательным тоном вдруг спросила я, пытаясь скрыть овладевший мною страх.
— Это. — Рейн благоговейно прикоснулся к рукояти своего меча. — А еще это и это! — Его пальцы поочередно легли на лоб и на грудь, подразумевая разум и сердце.
— Мало! — жестко отчеканила я. — Слишком мало…
— Тогда прими мою жизнь и мою любовь, светлая госпожа! — Изгой верноподданнически опустился на одно колено, целуя мою руку. — Клянусь, они принадлежат только тебе, да и сам я принадлежу тебе всецело — с текущего мгновения и до гробовой доски!