Внезапно раздался треск. Это кожа на предплечье Краева вздулась бугром, после чего порвалась.
И на локоть умирающего выползла… его татуировка. Та самая змея, что обвивала его предплечье. Странная такая змея, кстати. С круглой головой. Повернула она ее в мою сторону, посмотрела.
Твою ж душу… Это ни фига не змея, а какая-то хрень немыслимая с улыбающейся мордой, напоминающей интернетовский смайлик. Таких змей в природе не бывает, это я точно знаю. А еще я знаю, что татуировки не оживают…
Наплевав на все мои знания и прекратив на меня пялиться, змея очень шустро подползла к лицу Андрея, который, по ходу, уже отключился. Челюсть отвисла, глаза в потолок смотрят. Я в курсе, что это такое, скоро парня в агонии крючить начнет.
Но не начало. Потому что змея скользнула ему в рот, видимо, быстро оценила ситуацию, стремительно выползла обратно, разинула нехилую пасть, молниеносным кусом отгрызла себе хвост и, держа его в зубищах, скользнула обратно в рот Краева.
Сказать, что я обалдел от увиденного, значит ничего не сказать. Всякое я видел, путешествуя по разным мирам, но такое наблюдал впервые…
Однако как следует осознать увиденное я не успел. Бесхвостая тварь выползла изо рта Охотника, посмотрела на меня, свернулась в тугую спираль – и прыгнула, приземлившись мне на грудь. Влажно так шмякнулась – в кровище же вся, – даже чуть на пол не соскользнула. Но удержалась, извиваясь всем телом, после чего деловито поползла к моему лицу.
– Ты это чего удумала, кума́? – поинтересовался я. – Предупреждаю сразу – я экстремально невкусный. Тушенку просроченную жру, хлебом третьего сорта закусываю, эпизодически водку пью. Съешь такое, потом поносом будешь неделю мучиться. Тебе оно надо?
Ей было надо.
Подползла, поудобнее устроилась на груди – и, мать ее, впилась своими зубищами в мою шею! Больно шо песец! Душевно так вгрызлась, точно в сонную артерию. И чувствую – кровь пьет. Конкретно так высасывает, будто насосом качает. И раздувается, превращаясь из тонкой глисты в массивную такую, толстую, длинную сосиску.
При этом я видел, как огрызок ее хвоста прям на глазах регенерирует. Из разлохмаченной плоти показался черный кончик, стал удлиняться – и вот, будьте любезны, за полминуты будто и не было жутковатой с виду раны, из которой тягуче капала желтая слизь. Хвост как хвост. Хорошая штука мгновенная регенерация, жаль, у людей такого нет…
А потом я сомлел. Нехило так качнула глиста хвостатая, которая сейчас уже напоминала небольшую беременную анаконду. Наконец она оторвалась от моей шеи, спрятала зубы, глянула на меня глазами-бусинками, под которыми расплылась довольная улыбка-смайл, и прыгнула обратно, на стол Охотника.
Промахнулась. Не рассчитала, что стала тяжелее килограмма на полтора. Шлепнулась на пол, выпав из поля моего зрения. Правда, тут же появилась обратно, вползла на стол Краева – и впилась в шею ему! Не нажралась, что ли, тварина?
Правда, я тут же понял, что ошибся. Тварина не ела. Она стремительно худела, вкачивая в Андрея мою кровь!
– Дура, – прошептал я, еле ворочая языком от накатившей слабости. – А если группы не совпадут? Или он, например, непьющий и невосприимчивый к радиации? Сдохнет же нафиг от такого коктейля.
Дуре было пофиг. Она спасала хозяина. Блин, мне б такую татуировку! Если хреново – подлечит. Поохотиться сходит, а потом подкормит хозяина добычей. Кто не понравится – замочит, думаю, у нее это запросто с такой-то пастью. Коль не окочурюсь от потери крови и если Охотник выживет, надо будет у него поинтересоваться, где такие татухи набивают.
Кстати, вливание пошло на пользу. Краев открыл глаза. Увидел колбасу, присосавшуюся к его руке, хотел что-то сказать. Не вышло. Лишь замычал, да трепыхающийся кончик черного хвоста из его рта вылез. Прижился, стало быть.
Но, похоже, зубастая пиявка его поняла без слов. Оторвалась от раны, вильнула отросшим хвостиком – и поползла к затылку хозяина. Разинула пасть, вцепилась в подставку, рванула…
Не вышло.
То ли привинчена была та подставка к столу, то ли ползучая татуировка притомилась, прыгая туда-сюда…
А позади, со стороны своей макушки, я уже слышал чьи-то шаги. Минимум двое вошли в лабораторию и приближались к моему столу. Несколько секунд – и они увидят и лужу крови, и жутковатую тварь, пытающуюся освободить хозяина. Который, кстати, от экстремальной потери крови, похоже, снова был вот-вот готов отъехать. Хоть и вкачала в него ползучая кровососина больше литра моей крови, но потерял-то он не меньше трех, а то и больше. И сразу от такого стресса прийти в себя проблематично, будь ты хоть десять раз мутант с суперспособностями…
И тут меня мысль посетила. Если нельзя вытащить подставку, то…
– Голову ему подними! – неожиданно для самого себя заорал я. И откуда только силы взялись?
От моего вопля тварь, которая возилась с подставкой, замерла на месте. Не ожидала.
– Голову поднимай хозяину своему, глиста бестолковая! – завопил я.
И – всё. Сдулся. Силы кончились. Всё-таки потерять полтора литра кровушки – это не хухрымухры. Перед глазами словно туман образовался, сквозь который я хоть с трудом, но всё-таки видел, как змееподобный монстрик вдруг скрутился в тугую спираль – и распрямился, словно пружина, с силой толкнув своей головой в плечо Охотника.
Толчок был настолько силен, что Андрея аж приподняло над столом, настолько скользким от его крови, что он не удержался. Съехал по нему вниз и упал на пол.
А на самом столе осталась та то ли змея, то ли пиявка, фиг знает что это такое. Угрожающе разинув пасть, она сделала стойку в ту сторону, откуда я слышал шаги. Признаться, я даже зауважал это маленькое чудовище, столь самоотверженно спасающее Краева. Можно сказать, телом прикрыла…
Правда, это не помогло.
Сверкнула молния, и черное тельце смело со стола мощным электрическим разрядом. Хана зубастому червяку. Такой толстенной молнии хватит, чтоб здоровенного мужика поджарить, не то что глисту-переростка. Вот на столе аж черное пятно образовалось, покрытие прожгло в этом месте нехило, аж горелой кровищей в воздухе завоняло. И Охотнику кранты. За такое короткое время после эдакой кровопотери восстановиться просто нереально.
Но я ошибся.
Он встал по ту сторону стола. Бледный как смерть. И такой же жуткий. Рожа перекошена, оскал нечеловеческий, как у мутанта-сфинкса перед атакой. А из ладоней торчат вылезшие наружу кости… Нет, показалось. Не кости. Мечи. Один сверкающий матовым металлом, а второй – не пойму из чего. Деревянный, что ли. Не разглядеть. Туман, мать его, гуще стал. Я еще смог уловить смазанное от скорости движение – только что стоял Охотник, и вот уже нет его. И хруст услышал знакомый. Так хрустит под зубами разрываемое мясо.
И всё. Дальше – темнота…
* * *
– Рота, подъем! Хорош массу давить, товарищ солдат! Пора двигаться.