Анатолий вздрогнул, открыл глаза. Цепкий холод жалом гадюки проникал под одежду. Затухающий костер провалился, был где-то глубоко внизу под ногами и едва теплился. Вслушиваясь, Анатолий посмотрел по сторонам. Желтый взгляд луны накололся на пик недалекого гольца. Было достаточно светло: за широкой поляной, в густой кедровой колке, можно было различить отдельные деревья. Морозный воздух стал еще холоднее. Из распадка потянул тонкий, пронизывающий сивер. Чуткая тишина так и не изменила своему настороженному состоянию.
С трудом, разминая онемевшие, холодные мышцы, Анатолий поднялся с корточек, подбросил в костер дров. Достал часы, выдохнул: половина третьего! Его сон длился не меньше четырех часов. В зимний период на корточках у костерка это достаточно долго. Согреваясь резкими движениями рук, он несколько раз присел, встал на лыжи, пошел к краю пригорка, решил посмотреть, как там, внизу.
До края кедровой колки было не больше тридцати метров, идти по старой, освещенной луной лыжне было легко. Густые тени стволов и веток деревьев лепились вдоль темной тропы, с каждым шагом насыщаясь непонятным, матовым цветом. Какие-то мгновения Анатолий просто шел неторопливой походкой, справляясь с путами сна и холода. А потом вдруг неожиданно кровь прилила к лицу. Он остановился, посмотрел вокруг, затем на небо, нависшие деревья, холодный снег и начал что-то понимать. Сорвавшись с места, бросился вперед, последние метры до полянки бежал через густой пихтач, а когда выскочил на край пригорка, замер от неожиданности. Далеко внизу, взлетая выше макушек приземистых деревьев, с гулом и треском взлетало яркое огнедышащее пламя.
Горела изба чужаков, то дальнее зимовье, на котором он был вечером. В голове мелькнуло: заметают следы… Так бывает, когда люди покидают здесь место навсегда. Те двое, понимая, что встреча с Анатолием не сулит ничего хорошего, уходили сами. Наверно, это было правильно с их стороны. Они были на чужом охотничьем участке с вескими уликами в руках. Для Анатолия такой поворот событий был неожиданным. Он держал в руках лыжи и капканы Ивана, но не видел возможных убийц в лицо, не знал, кто они. Если он даст им сейчас уйти, возможно, тайна исчезновения друга так и останется нераскрытой.
«Что делать?» – вечный вопрос человека, оказавшегося в сложной ситуации. Желание узнать о судьбе друга толкало его вперед: догнать, проследить, увидеть, наказать! Благоразумие и хладнокровие осаживали: не торопись, можно схлопотать пулю… Какое-то время, соображая, охотник в нерешительности топтался на месте, однако, подумав, решил действовать иначе.
Прежде всего надо узнать, куда пойдут чужаки. Это выяснить просто: пройти вокруг горевшей избушки и найти лыжню, по которой они ушли. Потом стороной обогнать их и, определив направление, устроить засаду. Анатолий прекрасно знал местную тайгу, мог заранее просчитать ход лыжников. Если только последние не пойдут на восток, между Оскольчатым и Горделивым гольцами через Рыбное озеро. Если чужаки выберут это направление, догнать и перегнать их будет невозможно. Последующий путь через участок Ивана будет благоприятствовать им. Расстояние в сто километров до первого населенного пункта можно пройти одним ниспадающим хребтом, всегда под гору. Чужаков двое, если они будут менять друг друга на лыжне, могут уйти без передышки за полтора суток. Кроме того, на открытых вершинках им будет хорошо видно преследователя. Может случиться так, что не Анатолий сделает засаду, а его посадят на мушку карабина при первом удобном случае.
Предположения Анатолия подтвердились. Вероятно, кто-то из чужаков знал эти места не хуже, а лучше его. Толик был на месте пожара уже через час, в половине четвертого. Чтобы найти выходной след лыжни, ему потребовалось еще тридцать минут. Он быстро определил, что свою закопушку чужаки подожгли рано, когда он спал, и вышли в дорогу, пока луна еще не встала над тайгой. В общей сложности их разделяло расстояние в четыре часа. За это время чужаки могли оторваться на двенадцать километров, потому что какое-то время поднимались в гору. И каково было сожаление Анатолия, когда он, преодолев значительное расстояние по их лыжне, понял, что опытный проводник ведет свой след в зажатое ущелье между Оскольчатым и Горделивым гольцами.
Все еще подчиняясь мести за друга, Анатолий бежал на хребет до тех пор, пока не оказался у входа в каньон. Он сократил расстояние между беглецами до трех часов и все еще надеялся, что, может быть, они свернут в сторону. Однако седой рассвет подсказал правду: они вошли в ущелье еще затемно, вот тут остановились, топтались на месте. Толик подошел к теснине к половине седьмого утра, когда невысокие вершины гольцов отбелили свое подножие. Он понял, что гнать беглецов – смерти подобно. У входа между гольцами, слева от лыжни, оставлено для него послание. Вероятно, беглецы знали, кто он такой.
Остановившись, Анатолий достал портсигар, закурил. А затянувшись дымом, еще раз повернулся, перечитывая крупно выведенные на снегу слова: «Толик, не ходи за нами. Один уже догонял». А за словами, гораздо крупнее, был нарисован могильный крест.
* * *
Лето в горы приходит поздно. Внизу, в глубоких распадках, давно распустились клейкие листочки березы и ольхи, на пихтовых деревьях затвердела светло-зеленая хвоя, напитанные соком земли травы подтянулись к поясу, на скалах насочился бадан, посветлели реки. На высоте полутора тысяч метров ласковый май задержал наступление продолжения жизни на три недели. К первым числам июня снег растаял только на солнопеках. Бархатная зелень луговых полян недавно затрепетала на ветру стойкими побегами. Стелящиеся кусты кашкары, шикши, цепкого стланика набухли соком оттаявшей земли. На приземистых кедрах вчера лопнули липкие почки новой хвои. Запах тающего грязного снега смешался с теплотой нагретых солнцем камней, первыми ароматами голубых подснежников, холодом северных ледников, прелью гниющих, упавших зимой стволов деревьев. Мягкие переливы восходящих паров затуманили рваную линию горизонта. Близкие и далекие гольцы расплылись под взглядом матовой оболочкой – верный признак активно бегущего к холодным вершинам лета. Стоит вдохнуть полной грудью неповторимые сочетания прелестей гор – и сразу понятно, где и как рождается жизнь.
На открытых просторах – дневная пустота. В это время года увидеть зверя непросто. У парнокопытных – время отела, чуткие маралухи и оленухи забились в курослеп пихтача, сохраняя новоявленное потомство. Хозяин тайги, медведь, в этот час отдыхает в переплетениях стланика, перерабатывая сладкие корешки. Росомаха и соболь забились по дуплам после ночной охоты. Кабарга поднялась на скалистый отстой, прикрывая глупых оленят своим телом. Мелкие грызуны и хищники спрятались в норках. Птичья братия умолкла до благодатного часа. Даже ширококрылый коршун, выбивая из тела старые перья, надолго уселся на теплый камень отвесной скалы. Кажется, что горный мир вымер: нет зверя, птиц и даже следов. Однако это не так. Любой опытный охотник скажет, почему в этот час опустела тайга. Утренние следы животных исчезли под жарким солнцем, снег плавится на глазах, а быстро растущая трава поднимается в час по сантиметру.
Крестовый и Осокольчатый гольцы в эти дни немного подобрели. Южные склоны гор оделись в светлые праздничные тона. Вертикальные ручьи загремели сплошным грязным водопадом. Плотная стена таежного пояса приосанилась в зеленом наряде. Рваные пятна нерастаявшего снега покрылись неестественной желтоватой пеленой. Два высоких могучих пика как будто стали ниже, приосанились, нарядились, отдавая дань почтения продолжению жизни: «Смотрите, мы приветствуем лето!» И лишь только в северных каньонах, скрываемых от жарких лучей небесного светила, бесполезным грузом времени держались огромные сплошные ледники, толстые надувы снега, под которыми спряталась зима.