Судьба российских принцесс. От царевны Софьи до великой княжны Анастасии - читать онлайн книгу. Автор: Елена Первушина cтр.№ 78

На волне патриотизма Петербург переименовали в Петроград. Немцы стали врагами. Повинуясь запрету Священного синода, люди перестали наряжать елки на Рождество. Опустевшие германские и австрийские посольства грабили мародеры. Били витрины немецких булочных, испокон веку торговавших горячим хлебом на Невском проспекте и на Васильевском острове. Разумеется, озлобление было взаимным. Даже детская писательница Лидия Нарекая напишет в 1915 году по горячим следам «взрослый» роман «Ее величество любовь», где рассказана история семьи, пытающейся выбраться из Германии после объявления войны. Немцы изображены в нем как грубые, жестокие насильники, но, пожалуй, никто еще в Европе не подозревает, как долго продлится эта война, какой размах она примет и до каких пределов ожесточения дойдут ее участники.

* * *

Первый год войны был очень неудачным для России. И чем дольше продолжалась война, тем большие потери несла армия. Жорж Морис Палеолог, бывший в тот период послом Франции в России, цитирует в своих воспоминаниях письма, которые приходили в Россию с фронта: «В начале войны, когда у нас были снаряды и амуниция, мы побеждали. Когда уже начал ощущаться недостаток в снаряжении и оружии, мы еще сражались блестяще. Теперь с онемевший артиллерией и пехотой наша армия тонет в собственной крови».

Всеобщая ненависть к немцам распространилась и на Александру Федоровну. Собирались народные манифестации, требовавшие заключить ее в монастырь. Между тем в Россию потянулись поезда с ранеными.

Александра Федоровна решила устроить лазарет в Царском Селе и вместе со старшими дочерьми записалась на курсы медсестер. «Некоторым моя работа может показаться ненужной, — писала она, — но работа нужна, и каждые лишние руки пригодятся». Принцессы и императрица работали под началом первой русский женщины-хирурга княжны Веры Игнатьевна Гедройц.

Анна Вырубова вспоминала: «Мы приезжали в госпиталь к девяти часам утра и сейчас же направлялись в операционную, куда привозили раненых, разгружаемых с прибывших с фронта поездов. Состояние этих раненых не поддается никакому описанию. На них была не одежда, а окровавленные тряпки. Они были с ног до головы покрыты грязью, многие из них уже сами не знали, живы ли они; они кричали от ужасной боли.

Мы мыли руки в дезинфекционном растворе и брались за работу. Прежде всего нужно было раздеть раненых, вернее, снять с них тряпье и грязь. Вслед за этим надо было вымыть их искалеченные тела, обмыть израненные лица, очистить глазные впадины, часто наполненные кровавым месивом. Да, мы из первых рук могли оценить новейшие способы цивилизованного ведения войны! Опытные сестры милосердия помогали нам указаниями, и очень скоро царица стала первоклассной сестрой. Я видела императрицу всея Руси, стоявшую у операционного стола с шприцем, наполненным эфиром, подающую инструменты хирургу, помогающую при самых страшных операциях, принимающую из рук хирурга ампутированные ноги и руки, снимающую с солдат завшивленную одежду, вдыхающую все зловоние и созерцающую весь ужас лазарета во время войны, по сравнению с которым обычный госпиталь кажется мирным и тихим убежищем. С тех пор мне довелось видеть много горя, я провела три года в большевистской тюрьме, но все было ничто по сравнению с ужасами военного госпиталя.

Императрица сказала мне однажды, что единственный раз в жизни она испытала подлинное чувство гордости — это было, когда она получила диплом сестры милосердия. Великие княжны Ольга и Татьяна и я — мы тоже успешно выдержали экзамены.

В лазаретах раненых старались развлекать; для них устраивали разного рода игры, забавы, концерты. Часто посещал госпитали со своими двумя младшими сестрами и маленький наследник. Великие княжны Мария и Анастасия Николаевны знали всех раненых и всегда старались развлечь их. Я не одобряла обращения раненых офицеров с великими княжнами; они часто подзывали их к себе и просили присесть на койку и поговорить с ними. Часто вечерами великие княжны приносили в госпиталь свое вышиванье.

Императрица Александра Федоровна и Великие княжны Ольга и Татьяна — сестры милосердия

Боюсь, что им довелось услышать немало сомнительных историй из уст этих офицеров».

В своих письмах мужу в Ставку императрица рассказывает об ужасных гнойных ранах, об умирающих солдатах, почти детях, о жалости, которая сжимает ее сердце, о том, как храбро держатся ее дочери. А медсестра Валентина Чеботарева, работавшая в Дворцовом лазарете в Царском Селе, записывает в своем дневнике: «О<льга> Н<иколаевна> опять сказала: «Мама кланяется вам, Валентина Ивановна, особенно. А хорошо здесь, не было бы войны, мы и вас бы не знали, как странно, правда?»». И несколькими днями позже: «Сколько поэтической ласки вносит Татьяна Николаевна!.. Какая она хорошая, чистая и глубокая девочка! Молодость тянет к молодости, и как светятся ее глазки! Ужасно хорошая!».

Здесь, в Царскосельском госпитале, обе сестры пережили свои первые увлечения. Валентина Чеботарева записывает в своем дневнике: «И почем знать, что за драму пережила Ольга Николаевна. Почему она так тает, похудела, побледнела: влюблена в Шах Багова? Есть немножко, но не всерьез. Вообще атмосфера сейчас царит тоже не внушающая спокойствия.

Как только конец перевязок, Татьяна Николаевна идет делать вспрыскивание, а затем усаживается вдвоем с К. Последний неотступно пришит, то садится за рояль и, наигрывая одним пальцем что-то, много и горячо болтает с милой деткой… У Шах Багова жар, лежит. Ольга Николаевна просиживает все время у его постели. Другая парочка туда же перебралась, вчера сидели рядом на кровати и рассматривали альбом. К. так и жмется. Милое детское личико Татьяны Николаевны ничего ведь не скроет, розовое, возбужденное. А не вред ли вся эта близость, прикосновения. Мне жутко становится. Ведь остальные-то завидуют, злятся и, воображаю, что плетут и разносят по городу, а после и дальше. К. Вера Игнатьевна посылает в Евпаторию — и слава Богу. От греха подальше. Вера Игнатьевна говорила мне, будто Шах Багов, нетрезвый, кому-то показывал письма Ольги Николаевны. Только этого еще недоставало! Бедные детки!».

А несколькими месяцами позже она пишет: «Татьяна Николаевна допрашивала, что рассказывал О. — вернулся ведь из Евпатории. Все ждала, очевидно, услышать про К.: «Они все ведь на шесть недель поехали?» К., говорят, возвращается на днях. А тут еще пришло письмо от Шах Багова — Ольга Николаевна от восторга поразбросала все вещи, закинула на верхнюю полку подушку. Ей и жарко было, и прыгала: «Может ли быть в 20 лет удар? По-моему, мне грозит удар». Но Варвара Афанасьевна продекламировала: «Младая кровь играет; лета идут, и стынет кровь»».

В Лазарете их императорских высочеств великих княжон Марии Николаевны и Анастасии Николаевны при Феодоровском Государевом соборе для раненых (таково было официальное название царскосельского лазарета) работал санитаром юный рязанский поэт Сергей Есенин. 22 июля 1916 года на концерте в день именин великой княжны Марии Николаевны он прочел только что написанные стихи.