Но аромат Массимо с лихвой перекрывал вонь чанов с едкими веществами и сохнущих бычьих шкур на распялках. От него пахло так, что…
А как может пахнуть после такого долгого запоя?
Мужчина вздохнул и направился к бочке. Мыться и еще раз мыться.
Шернат ждал его в доме.
– Поговорим?
– Да.
От Массимо после экзекуции все еще попахивало, да и бороду с волосами подстричь не мешало бы, но сейчас от него бы лошади не шарахались.
Тимус кивнул на стол.
– Много тебе нельзя, но бульончик попей. А я пока расскажу.
Желудок Массимо отозвался на слово «бульончик» нежным урчанием. Ольрат и не заметил, как уговорил большую миску. Тимус смотрел строго.
– Можешь теперь разговаривать?
– Да.
– Тогда слушай. Когда Маришка умерла, Роман был сам не свой. Ходил, как чумной, но запивать горе не пытался, у меня не забалуешь. А зря…
– Зря? – искренне удивился Массимо.
– Запил бы – жив остался. А он решил найти тех, кто убил Мариль.
Массимо напрягся.
– И!?
– Нашел. Только не он – их, а они его. Видимо.
– Рассказывай, – попросил Массимо. И превратился в слух.
А история вырисовывалась печальная. У Романа и Мариль все было серьезно, ребята пожениться собирались, любовь цвела пышным цветом, так что гибель любимой девушки Роман принять отказался. Нет, если бы Мариль, например, утонула в море, или случайно погибла… случайно! Там – да! Воля Ардена и никто не виноват.
А тут-то убийство!
И никто не может найти этих негодяев! Никто! Никому это не интересно!
Логическая цепочка оказалась простой.
Никто не может найти – никто не ищет – никому не нужно – я сам найду мерзавцев – Мариль не останется неотомщенной. Да, церковь Ардена не одобряет мести, считая, что Арден воздаст всем по заслугам.
После смерти достойных вьелерины уведут по солнечным лучам, а недостойные души пожрет Ирион. Но во времена морских королей считалось иначе.
Если ты видишь несправедливость или зло – останови его. Если не можешь остановить – отомсти, чтобы такого не повторялось впредь. А если ты отвернулся, то ты виновен и в том, что случилось, и в том, что случится. Ибо негодяй непойманный становится вдвое наглее.
Вот Роман и решил поймать, схватить и донести градоправителю. И пусть убийц казнят на площади. Ради такого случая он и сам топор в руки возьмет, что уж там!
Тимус видел, что сын чем-то занят, но наивно радовался. Все не запил, в море не бросается, о самоубийстве не говорит, понимает, что жизнь продолжаться должна…
Когда мальчишку нашли с перерезанной глоткой, тогда-то правда и выяснилась. Отцу Роман ничего не сказал, открылся он только старшей сестре, с которой был близок. И та, дура безмозглая, нет бы вправить мальчишке мозги, или хотя бы Тимусу сказать, он бы сам справился, поддержала сопляка в его начинаниях! Мол, ищи, Рома! Обязательно ищи!
Ревет теперь в три ручья, понимает, что наделала.
Она-то думала, что Роман побесится, да и успокоится, а там она ему и подружку новую подберет. У ее мужа кузина хорошенькая…. ыыыыыыыы….
– Дура, – кратко высказался Массимо. – И?
– Тем вечером… он ведь ей все рассказывал, вот и тогда… Пришел к ней Ромка мой весь веселый, довольный, говорит, пожелай мне удачи, я такое нашел… она расспрашивать начала, а он рукой махнул, мол, времени нет, да и сбежал. Сказал, что может узнать, кто Маришку убил.
Массимо стиснул челюсти. Имя племяшки отдавалось тупой болью в груди, под сердцем…
– Ты думаешь, он и правда кого-то нашел?
– Его нашли. За городской стеной, горло перерезано, а ограбить не успели. Понимаешь, что это значит? Перстень, кошель – все при нем осталось.
– Не грабили, не просто убили… нашел?
Сейчас Массимо было еще хуже. Он смутно помнил Романа через пьяную муть… и не смог не признаться Тимусу.
– А ведь Ромка и до меня пытался достучаться. Ты сказал – сестра, а выходит, что и я не умнее. Коли б я не пил тогда, что та лошадь, не пошел бы он один, уж я бы его прикрыл…
– Ага. Или лежали б вы там оба. Рядышком.
Доля истины в этом была. И Массимо это понимал. Но…
– На похороны я приду.
– И опять запьешь? Не хватит ли?
– А ты что предлагаешь?
Тимус опустил на столешницу сжатый кулак. Стол мягко крякнул, хоть и был дубовым.
– Я сына никому прощать не собираюсь. Будь там хоть Преотец, хоть король, а за мальчишку мне ответят.
– Тоже искать будешь?
– Будем. Вместе будем. Где ты чего услышишь, где я… а там и разберемся. И… я их в живых не оставлю. Помогать будешь?
– Тебе нельзя. У тебя семья, дети…
Массимо понимал, что выход тут только один.
Конечно, можно сейчас заявить: «вот, как твоего-то ребенка коснулось, так мигом побежал…», получить по морде от Тимуса, пойти и опять нажраться. Запросто. А потом и сдохнуть где-нибудь под забором, валяясь в пьяной блевотине.
А можно…
Можно попробовать узнать то же, что и Ромка.
Уж если малолетний сопляк смог что-то раскопать, то они с Тимусом, двое умных мужиков, знающих, что почем в жизни, тем более справятся. А когда найдут тех, кто убил ребят…
– Я сам их убью, – тихо произнес Массимо.
– Что? – отвлекся от созерцания стола Тимус.
– Я. Сам. Их. Убью.
Тимус не стал спрашивать – кого. И так понятно.
– Не доверяешь? Я хоть людям глотки и не резал, не наемничал, а все ж рука не дрогнет.
– Не потому, – отмахнулся Массимо. – Ты сам подумай. Убийство Маришки – не первое, а результатов никаких нет. Ни слухов, ничего… значит, это кто-то высокий. Очень высокий. И Романа как-то быстро убрали… узнать бы, кто еще умер в городе, может, поймем, с кем он должен был встретиться…
– Соображаешь, когда захочешь.
Массимо пожал плечами. А что тут сложного?
– Если это кто-то из тьеров – убивать должен я. И только я. У тебя дети, дело… ты из города никуда. А я перекати-поле. Продам тебе свое имущество, да и поминай, как звали. Не обидишь старика?
Тимус прищурился.
– Ну, коли так…
– А иначе и не складывается. Прав ты, надо тех гадов искать, еще как надо! И взыскать с них за нашу малышню. Неповадно им будет детей убивать, попомнят они нас.
Глаза Массимо горели злыми огнями.
Месть бесплодна?