Здесь была Бритт-Мари - читать онлайн книгу. Автор: Фредрик Бакман cтр.№ 63

Когда он уселся на последний свободный стул в той секции трибуны, где окопались все приехавшие из Борга, Бритт-Мари осознала: Кент впервые куда-то отправился ради нее. В первый раз в их жизни он продемонстрировал: он с ней вместе, а не наоборот.

На соседнем стуле, упершись взглядом в пол, сидел Свен.

Тяжело дыша, Бритт-Мари спускалась по лестнице. Банк с собакой ждали ее на скамейке возле арены. Там же была и Личность – с исключительно довольной физиономией.

– Как ты сюда попала? – удивилась Бритт-Мари.

– Да приехала, понимаешь, – беспечно ответила Личность.

– А как же пиццерия, и продовольственный магазин, и почта? Как же часы работы? – встревожилась Бритт-Мари.

Личность пожала плечами:

– Кто туда пойдет, Бритт? Весь Борг – здесь!

– Но как можно, вообще говоря, просто взять и закрыть все продовольственные точки! – воскликнула Бритт-Мари, и тут только сообразила: – Что значит «приехала»?

Личность вытянула руки перед собой, будто держась за руль.

– Ну – приехала. На машине.

– Я – человек без предубеждений! – напомнила Бритт-Мари.

Личность махнула рукой:

– Я сама ее собрала. Этот, из транспортного управления, мне сказал: инвалид, ну. Нельзя водить обычную машину. И тогда я собрала необычную.

Бритт-Мари принялась расправлять невидимые складки на юбке с такой поспешностью, что со стороны казалось – она пытается трением добыть огонь. Личность погладила ее, успокаивая:

– Нервничаешь, а? Ничего страшного, Бритт, я сказала тому сотруднику: я сажусь у арены, с Бритт. Потому что я это, как его? Оказываю на Бритт успокаивающее действие. Помощник такой: «Нуу», а я: «Не вижу секции для инвалидов. Это ж незаконно?» Захочу, говорю, в суд подам. И вот: я сижу здесь. Лучшее место!

Бритт-Мари глубоко вдохнула. Медленно выдохнула. Еще раз. Не помогло. Поэтому она извинилась, покинула место у арены и вышла в туалет, где ее вырвало. Когда она вернулась, Личность продолжала болтать, нервозно барабаня пальцами по всему, что попадалось под руку. Собака принюхалась к Бритт-Мари. Банк протянула пачку жевательной резинки:

– Обычное дело. Пищевые отравления часто случаются именно перед ответственными матчами.

Бритт-Мари жевала жвачку, прикрыв рот рукой, иначе люди подумали бы, что у нее татуировки или вообще что угодно. Потом раздались аплодисменты, судья вышел на поле, и команда из Борга, где нет даже спортплощадки, начала игру. При поддержке всего почти закрытого поселка. Но – только почти.

Игра началась с того, что какой-то крупный мальчик со сложной прической сильно стукнул Дино локтем. Когда Дино снова завладел мячом, эпизод повторился, только удар был еще сильнее. В паре метров от Бритт-Мари подпрыгивала коуч-фигура в мокрой от газировки тренерской куртке и ободряюще выкрикивала:

– Иииименно! Заставь себя уважаааать!

Бритт-Мари не сомневалась, что у нее вот-вот случится сердечный приступ, но когда она поделилась этим с Банк, то узнала, что «так бывает, когда следишь за матчем». Кто тогда, вообще говоря, захочет смотреть футбол? Когда мяч в третий раз попал к Дино, крупный мальчик на всех парах ринулся к нему, выставив локоть. И в следующую секунду уже лежал на спине. Над ним стоял Макс – расправив грудь и выпрямив руки. Он повернулся и пошел к скамейке еще до того, как судья показал ему красную карточку.

– Макс! Ха! Ты это, как его? – ликовала Личность.

Банк стукнула Макса палкой по бутсам:

– Он разговаривает как эти, а играет как наш.

Макс улыбнулся, что-то ответил – но Бритт-Мари не расслышала. Судья дунул в свисток, игра возобновилась, и ноги Бритт-Мари сами собой подняли ее с места. Рот раскрылся – тоже непонятно почему. По полю бежали трое игроков, мяч отскочил от бортика прямо под ноги Бену. Бен уставился на мяч. А вся трибуна уставилась на Бена.

– Бей, – шепнула Бритт-Мари.

– ДА БЕЙ ЖЕ! – крикнул кто-то с трибуны.

Это был Сами. Рядом с ним стояла женщина, вся красная. Бритт-Мари впервые увидела ее не в халате медсестры.

– БЕЕЕЕЕЕЕЕЙ! – вопила Банк, рубя воздух палкой.

И Бен пробил по мячу. Воздух кончился. Бритт-Мари закрыла лицо руками, Банк плюхнулась возле коляски Личности с криком: «Что там? Говори, старая перечница, что там происходит?!»

Трибуна замерла, словно не веря в произошедшее. Сперва казалось, Бен вот-вот заплачет, потом – будто он ищет, куда спрятаться. Через минуту он оказался в самом низу завывающей кучи из рук, ног и белых футболок. Борг вырвался вперед: один-ноль. Сами носился по трибуне кругами, раскинув руки, как крылья самолета, Кент и Свен вскочили, перевернув стулья, так торопливо, что случайно обнялись, и Сами на всякий случай бросился между ними, чтобы предотвратить драку.

Из хаоса выбралась женщина с красным лицом и ринулась вниз по ступенькам. Какие-то сотрудники пытались заступить ей путь, поняв, что она сейчас выскочит на поле, но остановить ее не смогли. Они не смогли бы остановить ее, даже будь у них оружие. Бен плясал с мамой, и это было их неотъемлемое право.

Борг проиграл со счетом 14:1. Это неважно. Они сыграли этот матч так, словно он – главное событие вселенной.

И это важно.

В определенном возрасте почти все вопросы, которые человек ставит перед собой, сводятся к одному: как я живу эту жизнь?

Если зажмуриться достаточно крепко и надолго, можно вспомнить почти все. Все, что делало тебя счастливой. Мамин запах, когда тебе было пять лет, и вы, смеясь, вбежали в подъезд, спасаясь от внезапного ливня. Холодный папин нос, прижатый к твоей щеке. Шершавый мех игрушечного зверя, которого ты не дала забрать в стирку. Звук, с которым волны накатывали на скалы во время последних каникул на море. Аплодисменты в театре. Волосы сестры, беззаботно развевающиеся на ветру, когда вы потом шли по улице.

А еще? Когда она бывала счастлива? Несколько мгновений. От звука ключа в замке. Оттого, как стучало под ее ладонью сердце спящего Кента. От смеха детей. Ветра на балконе. Запаха тюльпанов. Первой любви. Первого поцелуя.

Несколько мгновений. Шансы пережить хоть одно из них у человека – любого человека – исчезающе малы. На то, чтобы оторваться от времени и нырнуть в пространство. Чтобы потерять голову от любви. Взорваться от страсти. У детей этих шансов несколько больше – они те избранные, кому это дано. А потом? Сколько вдохов и выдохов мы сделаем, не помня себя? Сколько чистых чувств заставят нас ликовать откровенно и не стыдясь? Сколько у нас шансов на благодать беспамятства?

Страсть – как детство. Она банальна и наивна. Ей нельзя научиться, она – инстинкт, она накатывает сама. Переворачивает нас. Увлекает с собой. Все прочие чувства родом с Земли, а страсть – из космоса. Тем она и ценна: она ничего нам не дает, но позволяет рискнуть. Забыть о приличиях. Не побояться непонимания окружающих, снисходительно покачивающих головами.