Кузина - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Галанина cтр.№ 54

– Приграничье, да? Кто-то из Бесстрастных? Какой славный, надо же.

Почувствовав себя пойманной с поличным, я вздрогнула, накренилось блюдце, золотое яблоко соскочило с него, вертясь волчком, упало на пол.

Я вскочила с кресла, шипя про себя: «Сама знаю, что славный!» – незаметно пнула яблочко так, чтобы оно улетело глубоко-глубоко под кровать.

– Ой, укатилось…

– Ну вот, – расстроилась Ангоя. – А я ничего толком не увидела. Что это тебя потянуло на эту глухомань взглянуть?

– Просто так, – стала изо всех сил отпираться я. – Случайно попала.

– А я новые шторы наконец-то повесила. Поехали ко мне, оценишь.

– Давай.

С облегчением спрятав блюдце под подушку, я отправилась смотреть обновку, недоумённо гадая про себя, почему таюсь даже от Ангои, почему от всего мира пытаюсь спрятать связанное с Драконидом.

Когда вернулась, долго-долго искала закатившееся золотое яблочко, вручную, не прибегая к магии. А потом, ночью, катая его из ладони в ладонь, смотрела из окна на воды Млечного Пути и пыталась представить то, что не знала. И вспоминала то, что успела узнать. Переживала заново.

В Тавлее, если магии не жалко, можно мысленно поговорить с любым человеком. Если магии не жалко совсем-совсем, можно пообщаться и с людьми из ближних миров.

Но до Пограничья дотягиваются только письма, так далеко.

А вдруг он больше никогда не вернётся в Тавлею? Просто потому, что не захочет? У него есть истинная магия, которая заключает в себе всё…

Надоело мне плавиться на медленном огне, задавая себе безответные вопросы. Решила, что переживу, ежели что, Тавлея большая, при желании можно разойтись разными дорожками, избежать встречи с любым человеком, тем более с Драконидом, бывающим в городе даже не каждый месяц. Но зато узнаю ответ на интересующий меня вопрос.

И полетело письмо: «Сударь, если я в укромном месте прижмусь к Вам поплотнее, я почувствую, что Вы меня хотите?»

Почувствовала, каждой клеточкой почувствовала. Его письма сводили с ума, ласкали так же сладко, как его тело. И я поняла, что совсем пропала. Зато теперь каждую ночь, опуская голову на подушку, представляла его рядом. А, просыпаясь, – улыбалась тому, что он есть, он существует.

А потом он возникал наяву, когда удавалось выбраться в Тавлею, – и тогда секунды искрились, и миры переставали существовать, когда я укрывалась под крылом дракона.

Но ему снова надо было возвращаться на границы миров, и снова время застывало тягучим вязким мёдом. Иногда он надолго замолкал. Тогда меня кидало от ярости к полному отчаянию и обратно, я проклинала и неспокойные наши границы, и его дар истинной магии, и свою глупую привязчивость.

Но появлялось письмо – и всё, словно горячей волной охватывало сердце, судорожными толчками пульсировала кровь в висках, и нахлынувшее счастье смывало все предыдущие терзания, и снова начиналась жизнь от письма до письма.

В один из его приездов в Тавлею, я увлекла его в миры, показала ему то далёкое озеро, где можно плавать среди звезд опрокинутого в чистейшую водную гладь небосвода. Где галька на берегу в дождливую погоду сияет всеми цветами радуги, а земля под зелёными лиственницами покрыта толстым коричнево-красным ковром из опавших игл. Где терпко пахнут цветы, цепляющиеся за скалы, и ветер наполнен снеговой свежестью.

Со скал, обрывающихся к воде, там открывался великолепный вид на простор, и сверху видны были камни на озёрном дне даже на большой глубине, а порывы холодного ветра заставляли прятаться на груди Драконида, прижиматься к нему теснее. И слушать его, полузакрыв глаза, слышать и голос, и стук сердца.

Он бережно рисовал словами миры, в которых песок не светлый, а чёрный, где всё не менее красивое, но чужое, иное. Точнее, где мы чужие, где обитатели чутко принюхиваются к магическим токам, доносящимся из сердца миров, жадно вдыхают крохотные частички магии, вырванной тавлейцами из болот, заключённой в золотые оковы – и тянутся к ней, готовые нарушить границы, готовые пройти все миры, лишь бы добраться до средоточия внешней магии, напитаться им.

Он не говорил и сотой доли того, с чем приходилось сталкиваться, и всё равно было страшно. Потому что для всех этих порождений чужих миров магия Драконидов была не менее желанна, чем магия тавлейских болот. А получить её было проще, достаточно лишь напасть и съесть обладателя абсолютной магии. И не всегда ум, способности и воинское умение помогало истинным магам в этой борьбе. Уходя в Приграничье, любой Драконид знал, что возвращение обратно не гарантировано. Но это знание ничего не меняло – они шли, потому что больше некому.

Так мы и сидели, не замечая бега времени,

А потом приходила пора расставаться, ждать встречи, ждать весточек. Просто ждать. И Ждущая теперь сопровождала меня неотступно, поблескивая на виске сапфирами и янтарём, переливаясь аметистами и изумрудами, прятала свет в золотисто-коричневых раух-топазах. Я гнала её обратно в ларец, снимала с волос, пыталась не ждать – не получалось.

Хорошо ещё, что почта в Тавлее магическая, такая, до какой обычной медленной почтовой службе даже в самых развитых мирах далеко.

Есть два способа послать письмо, через Вестницу или через Вестника.

Вестница – это небольшой погрудный портрет молодой, чуть печальной дамы, сжимающей в руках записку, который есть в каждом доме. Если послание уместится на прямоугольничек бумаги, который она держит, то Вестница доставит его адресату. Или примет послание, адресованное тебе.

Вестница добрая и быстрая, в отличие от Вестника.

Вестник – большой портрет старика, сидящего в кресле с раскрытой книгой. Вид у Вестника больной и желчный, он словно буровит тебя выцветшими глазами – ещё бы, не так уж много найдётся желающих писать письма. Кому? Дальним родственникам в безнадёжно далекие миры?

Но послать весточку на границу можно только через Вестника. Сколько часов провела я перед портретом, выписывая рукой в воздухе буквы, которые тотчас же возникали на желтоватых страницах его книги, а потом исчезали, словно впитывались в бумагу, когда послание уходило к адресату.

И как часто прибегала к Вестнику проверить, не пришёл ли ответ, не проступили ли на листах стремительные строчки с лихими петлями «в» и «р», с закинутым наверх хвостиком "д".

Вестник был старый и иногда терял послания. А иногда на лице его застывало выражение полного ошеломления, и это можно было понять. Но что же делать, если письма – это единственная возможность излить переполняющее желание быть рядом, ласкать и быть обласканной.

И всё было бы хорошо, но беда в том, что внешняя магия и всё созданное ею – ненадёжно. Она же ничья, несмотря на все попытки людей обладать внешней магией, как своею законною собственностью.

Нашу переписку перехватили. Из чистого любопытства, узнать, чем это так обычно скучающий Вестник загружен.