Тайны земли Московской - читать онлайн книгу. Автор: Нина Молева cтр.№ 21

Чья правда — Богу судить. Только умер король. Отходить не сумели. Паны взбунтовались: не дали тело в Краков для погребения королевского везти — побоялись, как бы без них не захватил Михаил Глинский Вильну. Приехал в Вильну королевич Сигизмунд, опасениям панским поверил: слишком громко тогда все о злодействе Глинского толковали. Свободный вход ему в свои покои запретил — за себя беспокоиться начал.

Вскинулся Глинский, потребовал суда со своими обидчиками и доносителями. Венгерского короля Владислава просил посредником быть. Королевич Сигизмунд ни в какую: ссориться не ссорится и на мир не идет. Тут уж Глинский совсем взбунтовался. С братьями Иваном да Василием, со всеми друзьями и слугами в родной Туров отъехал и оттуда Сигизмунду срок назначил — когда бы суду быть. Какой бы король с такой противностью смирился? А тут великий князь Московский Василий Иванович Третий изловчился. Заслал в Туров послов, Глинским всем защиту, милость и жалованье предложил.

Опоздал Сигизмунд! Кинулся Глинских к себе звать, а они уж договор с Москвой составлять стали. А там и войной на Сигизмунда пошли. Минск обложили — не удалось город взять, к Клецку Михаил с Василием пошли. У Клецка братья разделились. Василий на киевские пригороды — русских поднимать, Михаил — Мозырь взял, слуцкие и копыльские волости опустошил. Да и то сказать, великий князь Московский прислал ему на помощь 20 тысяч отборной конницы. Не удержался Михаил — начал с послами московскими, молдавскими и крымскими договоры как владетельный князь заключать. Силу за собой почуял.

Поторопился, слов нет — что поделаешь, характер бунташный. Своевольный. Дорогу себе проложит, ни на что не оглянется.

Вместе с подоспевшими московскими воеводами воевали они Минск, до Вильны дошли, на Смоленщине и у Бобруйска бушевали. Оршу от них польский король отбил. Тогда Михаил Глинский в Москву поехал — приемом великокняжеским доволен остался. Только ведь что барский гнев, что барская любовь — радости не приносят.

Король Сигизмунд с великим князем Московским Василием Ивановичем замирились, по рукам ударили. А Глинские всех своих владений литовских одним махом лишились, изгнанниками стали. Одно им оставалось — в Москву выезжать, где Василий Иванович Михаилу всего-то навсего два города на пропитание дал — Боровск и Ярославец.

Другое дело — не выдал Московский князь Глинских королю Сигизмунду, сколько тот ни просил, прошлое забыть обещал. На все ответ у Василия III Ивановича один: мои Глинские подданные, а своих подданных Москва никому не выдает. За нею как за каменной стеной.

Такому ответу не Глинскому радоваться. Подданные! Это они-то, Глинские, подданные! Сразу Михаил Львович измену задумал, времени подходящего дожидаться стал. И дождался.

Мир между Москвой и Литвой долго не простоял. Великому князю умелые воины понадобились. На Михаила Глинского положился — тот наперсника своего, немца, послал в Силезию, Чехию и Германию конных воинов и кнехтов набирать и через Ливонию в Москву переправлять. Василий Иванович сам командовать войсками своими взялся, Глинского одним из воевод Большого полка назначил.

Взяли Смоленск! Глинский ждал, что ему город великий князь отдаст. Где там! И не подумал. Над честолюбием князя при послах иноземных издеваться начал. Вот тут Глинский и нашел путь к польскому королю. Доведался, что ждет его прием самый что ни на есть радушный. Уговорились, что литовское войско подойдет к Днепру близ Орши, где Глинский к нему и сбежит.

Все уладили. Одно забыли — на одного изменника да предателя другой непременно найдется. Слуга Глинского выдал господина русскому воеводе. Оглянуться князь не успел, как при Московском дворе оказался. А там уж и литовские послы, и Герберштейн — посол Максимилиана Первого.

Прием кончился, Герберштейн великому князю один на один грамоту своего императора передал. Очень Максимилиан за Глинского просил, на заслуги его ссылался, на то, что воспитан при Венском дворе и Венский двор особой милостью со стороны Московского князя почтет, если Василий Иванович жизнь ему сохранит и гнев на милость сменит.

Согласился Василий Иванович смилостивиться, только причину иную объявил — что князь Михаил Львович вновь в православие перешел, от веры католической отрекся. А от темницы не отказался: без малого девять лет Глинского в ней продержал. В те поры брат Михаила Львовича, Василий Львович, с дочерью Еленой в Медыни жил, что ему великий князь Московский еще в 1508 году определил.

Хитер был Глинский, Василий Иванович еще хитрее. Словно в сундуке под замком продержал князя Михаила до нужного часа, а там и решил на племяннице его медынской жениться. При живой жене. При том что отказал ему митрополит в благословении на развод и монастырское заточение великой княгини Соломонии. При том, что была Соломония тяжелой от великого князя, как в Москве толковали со слов теремных боярынь да ключниц.

И все ради семьи узников? Разоренных и беспомощных? Это уж позже слухи пойдут — не устоял великий князь перед красотой медынской княжны, перед юностью ее — с великой княгиней Соломонией как-никак двадцать лет прожил.

Позже — потому что современники знали: негде было Василию Ивановичу девицу увидеть. Ни родные, ни близкие ее в Москве не жили, а в калужских краях ему самому бывать не доводилось — у Глинского Василия тем более гостевать.

А ведь Соломонию сам выбирал. Матушка ему иной брак готовила. Сама племянница последнего византийского императора так о сыне думала под брачным венцом с принцессой иностранной. Василий уперся при ее жизни, а после кончины и вовсе на своем стал. Отец, великий князь Иван Васильевич Третий, после ухода супруги любимой ни на что смотреть не хотел. Василий не настаивал — подобно матери, часа своего дожидался. В мыслях держал с московским дворянством породниться. Знатного рода не искал. Напротив — лишь бы родни много имели, лишь бы в ладу со многими жили.

Печатник государев поддерживать молодого князя стал — тот ему о дочке его намекнул. Понять можно было, оглянуться не успеешь — великокняжеским тестем станешь. Не успел. Обманул и здесь молодой Василий Иванович — Сабуровых предпочел. Лишь бы его чужим да заезжим считать перестали. Не принимала Москва его матушки, многих ее злодейств и хитростей простить не могла. Сын мириться решил.

Не просчитался Василий Иванович. Всем сабуровская дочка взяла — и статью, и умом. Воли не брала, но и себя не забывала — умела на своем постоять. Душа в душу жили, казалось.

И расставался с супругой не просто. Поначалу решил заточить княгиню в новопостроенный Новодевичий монастырь. Настоятельницу из суздальского монастыря вызвал, чтоб за строительством приглядела. Не иначе сказал, какую узницу ей доверить решил. Старалась изо всех сил.

Строительство денно и нощно шло, а Василий Иванович тем же временем, как ни в чем не бывало, с супругой по богомольям да охотам ездил. В любимой своей Александровой слободе побывал — для их супружеской радости когда-то ее и заложил.

Знала ли княгиня уготованную ей судьбу? Могла ли не знать? Или ушам своим не верила? Ведь с кем только великий князь совета ни держал, сколько бояр да князей церковных с ним спорило, не соглашалось! А у Василия Ивановича на все один сказ: бесплодна. Бесплодна княгиня. Надобно о наследнике престола позаботиться. На том и сторонники его стояли: отрешить бесплодную княгиню от супруга.