Затею Власова немцы рассматривали как пропагандистское средство, рассчитанное на перебежчиков. Если какие-то легионы и формировались из русских, то использовались они не на Восточном фронте, а во Франции, на Балканах или где-либо еще. Решать судьбу одного такого батальона, сформированного в Зандбергском лагере, и явились однажды Власов с Жиленковым. Таврин не упустил случая попасться на глаза своему другу-покровителю.
— Наконец-то я увидел тебя там, где ты должен быть давно! — одобрительно сказал Жиленков, услышав рассказ Таврина о том, что тот зачислен в особую команду. Когда же тот рассказал еще и о предложении Грейфе, а также о своих сомнениях, Жиленков решительно посоветовал: — Надо, Петр, соглашаться. Это для тебя великолепный шанс отличиться. Сейчас война, риск есть везде. А в случае удачи тебя ждут слава, почести, карьера. Сам себе завидовать станешь… — Он достал из кармана записную книжку и сделал в ней какую-то пометку: — Вернусь в Берлин, приму меры, чтобы ускорить твою заброску.
5 сентября 1943 года Таврина вновь доставили в Берлин, на Потсдамерштрассе, 29, к оберштурмбаннфюреру Грейфе.
На этот раз эсэсовец проявил к агенту больше любезности. Таврину были предложены сигареты, кофе. Беседа протекала неторопливо и содержала больше конкретики в том, что касалось роли Таврина в предстоящей операции. Правда, Грейфе по-прежнему не раскрывал всех карт. Он говорил о теракте против руководителей Советского государства и партии вообще. Упоминались фамилии членов Политбюро Молотова, Ворошилова, Берии, Кагановича…
— План операции нами тщательно прорабатывается. Думаю, что пришла пора и вам вплотную подключиться к этой работе. Вы лучше знаете особенности советской системы, существующий там порядок, психологию большевиков, жизнь русских, так сказать, изнутри, жизнь.
Завтра жду вас с предложениями. Переночуете в нашей гостинице, куда вас сейчас же и отвезут, — закончил разговор Грейфе.
Действительно, прямо из управления Таврина отвезли на машине в гостиницу СД "Курфюстенгоф" и разместили в отдельном номере.
Таврин буквально обалдел от той обстановки, в которой он вдруг оказался после длительных лагерных мытарств. Подумать только! Один, совсем один в аккуратно прибранной комнате, где есть застланная накрахмаленными белоснежными простынями постель, мягкое кресло, телефон и даже свежие фрукты в вазе. Приняв горячий душ и облачившись в пижаму, Таврин расслабленно упал в кресло и несколько минут с умилением взирал на портрет фюрера, висевший на стене. Но чем дольше он смотрел на портрет, тем суровее становилось лицо Гитлера. Взгляд фюрера требовал действия.
Отыскав в ящике стола бумагу и карандаш, Таврин принялся за исполнение данного ему Грейфе задания. В верхней части белого листа он твердой рукой вывел слово "План", подчеркнул его несколько раз, а затем надолго задумался…
И тут, прямо как черт из табакерки, на пороге появился Жиленков. Взяв из рук Таврина лист бумаги, он прочел там следующую запись:
"1) 500 тыс. руб; 2) документы; 3) пистолеты".
— Да, брат, не густо, — сказал он, не скрывая иронии. — И затем решительно предложил: — Одевайся и поехали ко мне на квартиру, там помаракуем.
И вновь Таврину довелось пережить колоссальное потрясение. Его поразила квартира Жиленкова, роскошь, в которой тот жил. Жиленков не скрывал своего довольства. Он с сибаритским радушием показывал Таврину богато обставленные комнаты, рабочий кабинет, ковры, картины, хрусталь, фарфор. Всего было в избытке.
"Везет же Жоржу!" — с черной завистью думал Таврин. (31 июля 1946 года Жиленков вместе с Власовым и еще десятью их сподвижниками, по совокупности совершенных ими преступлений военной коллегией Верховного суда СССР были приговорены к смертной казни через повешение.)
Нашелся у хозяина квартиры и шнапс.
— Жаль, что не могу попотчевать нашей русской водочкой, — с усмешкой посетовал Жиленков.
Отвыкший от спиртного Таврин быстро захмелел. Вскоре ему море было по колено.
— А что! — ударил он себя кулаком в грудь. — Кто сказал, что до них нельзя добраться? Подумаешь, Кремлевская стена. И через нее доберусь! И перебью всех к чертовой матери…
— Задача на самом деле вполне выполнимая, Петр, — подливая шнапс в рюмки, говорил Жиленков. — Я как секретарь райкома партии в Москве близко к ним был, знаю, где бывают, как их охраняют. Лучше всего было бы проникнуть на какое-нибудь торжественное заседание. В правительственных учреждениях много блядей работает. Познакомишься с какой-нибудь, она тебе и пропуск поможет раздобыть. — Жиленков поднялся с места. — Пройдем, Петр, в кабинет, набросаем все это на бумагу.
Итак, первое, проникнуть на торжественное заседание с участием членов правительства. Для этого установить необходимые знакомства. Далее — обзавестись документами Героя Советского Союза, а также военной формой и соответствующими знаками отличия, что также облегчит пропуск на торжественное заседание.
В случае невозможности проникновения на торжественное заседание, следует выявить маршруты движения правительственных машин и там организовать теракт.
В подобном духе Жиленков сформулировал еще несколько предложений, после чего протянул бумагу Таврину:
— Перепишешь собственноручно и отдашь Грейфе.
На следующий день Таврин явился на доклад. Оберштумбанфюрер внимательно прочитал записку, несколько секунд о чем-то думал, глядя поверх головы замершего на краешке стула агента, и вдруг совершенно неожиданно для Таврина благослонно улыбнулся:
— Я одобряю ваш план. Думаю, он вполне осуществим.
— Здесь изложены только узловые моменты, господин оберштурбанфюрер, — воодушевился Таврин. — Над деталями я еще подумаю.
— Гут! У вас для этого будет возможность. В ближайшее время вы будете доставлены в Псков в распоряжение штурмбаннфюрера Крауса.
Отто Краус, о котором говорил Грейфе, возглавлял филиал разведывательного органа "Цеппелин" ("Русланд-Норд"). Это был опытный разведчик, специализировавшийся на подготовке шпионов и диверсантов, засылаемых в советский тыл. Майор был одним из немногих, посвященных в замысел предстоящей операции: ему поручалась подготовка исполнителя террористической акции.
Спустя несколько дней Таврин прибыл в Псков.
Было в нашем герое что-то такое, что изначально располагало к нему людей. Во-первых, лицо — простое, добродушное. Лучезарный, как у Швейка, взгляд. Добавим к этому радушную улыбку, умение, подобно известному гоголевскому персонажу, "пули отливать" и "узелки завязывать". Вот многие и принимали его "совершенно за главнокомандующего".
Краусу он тоже показался. "Неброская внешность. Общительный, ловкий, изворотливый. Судя по всему, тертый. И что немаловажно, обстрелянный. Как раз то, что требуется", — заключил он после знакомства с агентом.
— Времени у нас с вами, Петр Иванович, в обрез, — предупредил штурбаннфюрер, подчеркнуто уважительно обращаясь к Таврину по имени и отчеству. — Подготовку начнем немедленно. Жить будете на легальном положении в городе на частной квартире. На работу оформим инженером на завод. В ваше пользование предоставляется автомобиль. Адаптируйтесь, вживайтесь в роль… Специальную подготовку пройдете в учебно-тренировочном центре. Под Псковом у нас хорошая база. Ваша обязанность — обрести хорошую форму, научиться стрелять без промаха, стать хорошим взрывником. При этом имейте в виду, что придется осваивать новейшие образцы оружия.