Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной - читать онлайн книгу. Автор: Майк Массимино cтр.№ 52

На следующее утро мы выполнили пятый и последний выход в открытый космос. Установка системы охлаждения NICMOS прошла успешно, и вскоре «Хаббл» был готов к повторному вводу в строй. У всех спутников орбита постепенно снижается, что означает, что они опускаются на Землю и в конце концов сгорают в ее атмосфере. Поэтому после того, как последний выход в открытый космос был завершен, Скутер и Диггер подняли нас на 6,5 км, чтобы повысить орбиту «Хаббла» и увеличить срок его службы.

Утром в субботу мы приготовились попрощаться с «Хабблом». Антенны телескопа были выдвинуты с помощью дистанционной команды. Мы вывели «Колумбию» в такое положение, где новые солнечные батареи телескопа оказались бы под лучами Солнца и могли зарядиться полностью; через несколько часов кабель был отсоединен, и телескоп переключился на питание от своего собственного источника энергии. Потом, в 4:04 по Хьюстону, Нэнси с помощью манипулятора подняла «Хаббл» из его «колыбели» высоко над грузовым отсеком. Она отпустила телескоп, Скутер подал корабль назад, и «Хаббл» вернулся на свой путь. Глядя в окно-иллюминатор на то, как расстояние между нами и телескопом увеличивается, я испытывал огромную благодарность и облегчение. Мы оставляли «Хаббл» в значительно лучшем состоянии, чем он был, когда мы прилетели: наша цель была достигнута.

В воскресенье у нас был выходной день для отдыха и восстановления сил, мы действительно в нем нуждались. STS-109 установила новый рекорд по пребыванию в открытом космосе за один полет шаттла. В общей сложности мы пробыли там 35 часов 55 минут, побив предыдущий рекорд в 35 часов 26 минут, установленный STS-61, первой экспедицией обслуживания «Хаббла». К воскресенью мы были утомлены и готовы взорваться от напряжения.

Командиры и пилоты ненавидят два последних дня полета, потому что вся остальная команда может расслабиться, а они — нет: ведь им надо посадить шаттл на Землю. Скутер все время шнырял мимо нас, повторяя: «Ребята, мы еще не приземлились! Мы все еще не приземлились!», в то время как все остальные фотографировались, слушали музыку и танцевали, паря в воздухе. После многих месяцев тщательного подсчета калорий я набивал желудок, с бешеной скоростью поедая макароны с сыром. Я сфотографировался в форме «Метс» и с некоторыми другими личными вещами. Это всегда весело: запускаешь предмет в воздух, фотографируешь его, а дома все приходят от этого в восторг. Мы сделали фотографию нашего экипажа. Мы по очереди сделали частные видеозвонки нашим родным. Я показал своим несколько фокусов, таких как поедание парящих конфет М&M's и кувырки в воздухе.

Большую часть дня я провел на полетной палубе, паря у окна-иллюминатора, слушая музыку и глядя в космическое пространство. Когда мы только оказались на орбите, я был одержим тем, что разглядывал Землю днем, чтобы увидеть Гималаи, пустыню Сахару и другие интересные географические объекты с высоты в 550 км. На краю планеты можно заметить линию, где атмосфера как бы соприкасается со звездами, и ее сине-зеленое свечение необыкновенно прекрасно. К концу полета я дорос до того, чтобы наслаждаться ночными проходами. Ты видишь падающие звезды, метеоры, сгорающие в атмосфере внизу. Ты видишь рыболовецкие траулеры, сияющие у побережья Японии. Но самое главное — огни городов. Ты смотришь на них сквозь атмосферу, поэтому вокруг них возникает рассеянное оранжевое свечение. В огнях разных городов ты видишь разные узоры. Лос-Анджелес растягивается в стороны, Нью-Йорк похож на сверкающую драгоценность. Ночью, даже по сравнению с другими развитыми странами, Соединенные Штаты сияют как рождественская елка, особенно вдоль побережий. Куба и Северная Корея полностью черны.

Ночью интересно посмотреть и на бури с грозами. Ты летишь над океаном, глядя в кромешную темноту. Потом сверкает молния, освещая тучи вокруг. Ты видишь молнию, потом еще одну и еще. Их бывает три или четыре подряд. Потом затишье. Потом еще три или четыре вспышки. Это напоминает какую-то форму связи, последовательность, как будто облака — чужеродные существа, которые общаются друг с другом с помощью секретного кода.

Музыка здесь — главное. Для космоса у тебя должны быть подобраны правильные записи. Во время моего первого полета у нас были CD-диски и дисковые плееры. Во время второго — айподы. Это куда лучше. Какая-то музыка подходит для дневного прохода, другая лучше звучит ночью. Стинг, Фил Коллинз, Coldplay и U2 великолепны днем. Radiohead идеальна ночью. Вполне возможно, что их альбом OK, Computer записан специально для того, чтобы слушать в космосе, и что каждый, кто слушает его на Земле, получает далеко не все впечатления. Композиции из фильмов также хороши ночью, например саундтрек Джона Барри из «Танцев с волками» или саундтрек Томаса Ньюмана из «Знакомьтесь, Джо Блэк». Я слушал их снова и снова, паря около иллюминатора и глядя на Землю внизу.

Было здорово провести какое-то время наедине с самим собой и передохнуть. Этот первый полет был потрясающим, но, оглядываясь назад, должен сказать, что он был скорее напряженным, чем приятным. Наш график сна был полностью вывернут наизнанку: мы вставали в десять вечера и ложились в два пополудни. Мы все время работали на износ. Я узнал чувство, знакомое мне по Колд-Лейк. Это было плохое поведение в экспедиции. Все были измотаны и ощущали стресс. Как ни странно, но после 39 лет, когда я пытался попасть в космос, какая-то моя часть хотела, чтобы все побыстрее закончилось и я отправился домой. Я хотел, чтобы первый полет уже остался позади, чтобы я мог вернуться домой ветераном. Иногда у астронавтов бывает по пять или шесть полетов. Я говорил себе: «Сейчас я только слегка распробовал вкус этого мира. Я вернусь». Мне нужно было разложить новый опыт по полочкам у себя в голове. Я принимал свой полет как нечто само собой разумеющееся. Мне даже в голову не приходило, что что-нибудь может измениться.

Утром в понедельник мы проснулись и начали готовиться к возвращению домой. Я не особенно волновался о входе в плотные слои атмосферы. Во время космического полета всегда больше всего беспокоятся о старте. Ракеты взрываются на подъеме. В полете к «Хабблу» с точки зрения безопасности мы также волновались насчет ВКД. Мы боялись потерять кого-нибудь во время выхода в открытый космос. Никакой настороженности по поводу спуска у нас не было. Не то чтобы мы были расслаблены или не видели угрозы. Мы знали, что риски достаточно серьезны, но считали, что управляем ими. Русские теряли людей во время входа в плотные слои атмосферы на «Союзе», мы — никогда. Начиная с первого полета Алана Шепарда на «Меркурии» ни один американский астронавт не погиб и ни один американский аппарат не был поврежден, возвращаясь с орбиты. Страх, который захватил меня при пуске, ушел — меня отпустило. Чтобы Скутер и Диггер не смогли нас доставить домой целыми и невредимыми? Да такого просто не может быть!

Возвращаясь из космоса, шаттл обычно входит в земную атмосферу со скоростью 25 махов ^[34]. При этом выделяется огромное количество тепла и возникает сильное трение. Возвращаясь из полета к «Хабблу», мы на самом деле врезались в атмосферу со скоростью 26 махов, потому что были выше. Это означает, что астронавты с «Хаббла» были самыми быстрыми и побывали на самой большой высоте за всю эру шаттлов. Поскольку я был на средней палубе, то не мог ничего видеть. Я почувствовал, что стало немного теплее, но ничего непереносимого не было. К моему сидению был привязан пакетик M&M's. Он парил около меня и неожиданно опустился ко мне на колени. Я почувствовал тяжесть. Я ощутил, как мое тело вдавливает в кресло, руки и ноги снова обретали вес.