Так вот в том-то все и дело, что мемуары фронтовиков воспринимались именно же в силу обычая верить посторонним, особенно неофициальным идеям, к тому же эмоционально. Не говоря уже об эффекте усиления такого восприятия, которое оказывала официальная историография. Дело в том, что она постоянно пыталась с помощью не перевариваемого варева из полуправды, полулжи, полуумолчаний, полупередергиваний и полуфальсификаций (как правило, за счет подтяжки трактовки тех или иных фактов под необходимые, преимущественно сверху заданные рамки) дать какие-то разъяснения информации, почерпнутой обществом из мемуаров. В результате имеем то, что имеем, потому как эффект от усилий официальной пропаганды был как минимум нулевой, но, как правило, отрицательный. В результате любая попытка критического осмысления воспоминаний фронтовиков, что-де такого числа — как правило, накануне какой-либо красной даты в советских календарях — командир и комиссар его части, выступая перед бойцами, призвали их взять такой населенный пункт, воспринимается по меньшей мере как якобы безнравственное неверие тем, кто на себе испытал все ужасы войны. По сути дела, в гражданском обществе в сфере идеологии воспроизводится знаменитый в свое время религиозный принцип «веруй, но не умствуй», который, к слову сказать, с обратным успехом применяла советская пропаганда в постсталинское время. Проще говоря, попросту провоцировала именно «умствование» вместо верования на основе неоспоримых доказательств. Потому как последние не предоставлялись.
Не обходилось и без «особого вклада» так называемых инженеров человеческих душ, то есть писателей. Особенно же популярных и авторитетных. Колоссальную роль в формировании и укоренении анализируемого мифа сыграл, в частности, выдающийся советский писатель Константин Михайлович Симонов. Прежде всего своим знаменитым романом «Солдатами не рождаются». Там есть яркое описание и якобы самого факта наступления к празднику (23 февраля), и «признаков» бессмысленности приказа о таком наступлении и т. п. А когда подобное выходит из-под пера действительно «властителя дум» не одного поколения, к тому же в сотнях тысячах и даже миллионах экземпляров, а затем уже из поколения в поколение передается как в виде книги, так и в виде устных рассказов, то такие утверждения уже автоматически переходят в статус «общеизвестной истины». Тем более если учесть, что всем хорошо было известно, что сам Симонов не понаслышке знал о войне — он действительно писатель-фронтовик, при жизни, да и сейчас пользуется огромным авторитетом и уважением среди ветеранов войны. Так что вследствие всех этих слагаемых его писательский авторитет ещё более укреплялся.
Конечно, никто и ни при каких обстоятельствах не посмеет оспаривать того действительно непреложного факта, что Константин Михайлович Симонов был исключительно талантливым писателем. Именно талант позволил ему создать если и не шедевры в прямом смысле, то, по крайней мере, действительно великолепные романы о войне. Но в то же время не стоит забывать и того обстоятельства, что Симонов создавал свои основные романы в период так называемой хрущевской оттепели, будучи под впечатлением XX съезда КПСС, доклад Хрущева на котором, как теперь уже окончательно установлено, был глобальным мошенничеством, о чем в обществе тогда не было известно. Более того. Не следует забывать и того, что по крайне характерной для нашей интеллигенции в целом «традиции» абсолютное большинство ее представителей весьма гибко изгибаются вместе с зигзагами генеральной линии верхов, пытаясь органично вписаться в новые веяния новой, точнее очередной, власти и устанавливаемого ею режима. Среди представителей нашей интеллигенции есть персонажи, в том числе даже и семейные кланы, которые умудрялись и умудряются более чем органично вписаться в требования любой власти… Так что К. М. Симонов в этом смысле не был исключением. Всё это к тому, чтобы хотя бы в минимуме, но описать главные черты идеологического механизма, который породил рассматриваемый миф.
Если, например, взять описанную К. М. Симоновым в романе «Солдатами не рождаются» историю с наступлением по случаю 23 февраля 1942 г.
[2], то при элементарном сопоставлении фактов не трудно будет заметить, как Константин Михайлович из художественных соображений и без всякого злого умысла сформировал устойчивый стереотип, превратившийся со временем в анализируемый миф. В данном случае приведу довольно большую цитату из прекрасной книги талантливых коллег по перу И. Пыхалова и А. Дюкова — «Великая Оболганная Война-2» (М., 2008): «Корни рассказов о „праздничных наступлениях“ зимы 1942 года, видимо, следует искать в приказе народного комиссара обороны № 55 от 23 февраля 1942 года с поздравлением по случаю 24-й годовщины Красной Армии
[3]. Этот приказ подводил итоги восьми месяцев войны и делал упор на том, что сила противника сломлена, Красная Армия перехватила инициативу и успешно громит врага. Залог этого успеха виделся в том числе и в исторических традициях, идущих от 23 февраля 1918 года, дня создания Красной Армии. В приказе давался перечень городов, освобожденных в предшествующий период: Калинин, Клин, Сухиничи, Андреаполь, Торопец. Из контекста следовало, будто освобождены они совсем недавно, т. е. накануне праздника. Приказ запомнился многим прежде всего потому, что был, по сути, первым позитивным приказом с начала войны, объявленным всему составу Красной Армии и Флота. Прием, использованный в нем, — перечисление ряда освобожденных городов в праздничном обращении, К. М. Симонов реализовал в своем романе, но поместил этот перечень в сводку Совинформбюро. Дело в том, что сводки Совинформбюро помнили все, именно по ним люди судили о ходе войны. В романе писатель немного подправил действительность в нужном ему ключе, в настоящей утренней сводке 23 февраля 1942 года никакие населенные пункты вообще не упоминались. Нечего было упоминать, Красная Армия по всему фронту отбивала контратаки противника и не двигалась вперед. Только в вечерней сводке 23 февраля 1942 года упоминается освобожденный город Дорогобуж. Но Красная Армия к его освобождению не имела отношения. Дорогобуж ещё 15 февраля был занят партизанами и удерживался ими до лета. Трудно сказать, когда об этом знаменательном событии стало известно в Москве, в оперативных сводках Генерального штаба сведений о нем нет. Могло ли освобождение Дорогобужа претендовать на роль праздничного подарка или нет, но о нем сочли необходимым упомянуть в торжественный день»
[4].
Однако Симонов не ограничился этим. Выдав на-гора описание мотивировки командующего взять населенный пункт Грачи к 24 часам — желание попасть в праздничную сводку Совинформбюро, — он тут же акцентировал внимание читателей на высоких потерях советских войск в ходе этого наступления. Более того. В качестве причины назвал неподготовленность наступления и неправильно выбранную тактику атаки в лоб, представив их как нечто абсолютное в тактическом мышлении командования того времени. Спору нет, такие, с позволения сказать, «тактические приемы» в то время еще были распространены в массовом порядке. Именно в то время на это обращали внимание даже Особые отделы в своих донесениях на имя Сталина.