Сговор диктаторов или мирная передышка? - читать онлайн книгу. Автор: Арсен Мартиросян cтр.№ 67

Зато заключением договора о ненападении с Советским Союзом Германия нанесла бы не прощаемую обиду японцам. А Сталину прекрасно было известно, что Гитлер относится к японцам, как к «желтомордым макакам». Вот это-то и надо было, имея в виду безопасность дальневосточных границ. Японцы, естественно, были не просто ошеломлены, они были в шоке от вероломства Гитлера и так и не простили ему эту выходку. Впоследствии Сталину удалось переплавить этот японский шок в договор о ненападении, что хотя бы относительно, но обезопасило советский Дальний Восток. Да и Турция немного поумнела, хотя, как и Япония, пакостила всю войну, но тем не менее не посмела напасть на Юг СССР.

В-третьих, удалось наконец-таки заставить англосаксонский Запад считаться с СССР и его интересами. И пускай это было еще не ясно, как бы исподволь, но тем не менее это уже стало фактором в мировой политике.

Как ни крути, но Сталину было вовсе не с руки провоцировать Гитлера на войну против Польши, которая, в случае успеха германских войск действительно автоматически вывела бы их непосредственно на (прежнюю польско-советскую) границу с Советским Союзом, да еще и в ситуации военных действий между СССР и Японией. Не стоит опускаться до мысли о том, что Сталин мог быть заинтересован в появлении на границе СССР войск крайне агрессивного и крайне враждебного по отношению к Советскому Союзу государства. Но даже если бы Сталин и захотел, как нынче модно утверждать подобную глупость, спровоцировать, например, мировую войну — всего лишь гипотетически и на одно мгновение допустим это, — то все равно он физически был лишен такой возможности. Во-первых, потому, что в тот момент Гитлер собрался воевать только с Польшей. Но никак не со всем миром. Во-вторых, потому, что план нападения Германии на Польшу — план «Вайс» — был подписан Гитлером еще 11 апреля 1939 г. А 28 апреля 1939 г. Германия аннулировала германо-польский пакт о ненападении и дружбе. По своему значению это уже означало практически войну. 23 августа 1939 г. Сталин вынужденно действовал постфактум по отношению к давно уже принятому Гитлером решению о нападении на Польшу. Тем более что и разведка четко предупредила о неминуемости войны. И не случайно, что именно факт подписания советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. называют крупнейшим провалом британской политики и дипломатии за весь ХХ век.

В-третьих, война Германии против Польши превратилась в мировую лишь только тогда, когда Великобритания и Франция объявили Германии войну 3 сентября 1939 г. В-четвертых, ни Лондон, ни Париж улизнуть от этого объявления уже никак не могли. Ни по причине ранее данных ими идиотских гарантий безопасности Польше, которые только подстрекали Гитлера и делали войну абсолютно неизбежной, ни по иной, более существенной причине. И о ней, слава Богу, наконец-то заговорили даже в солидных исследованиях. Еще в первой книге настоящего двухтомника говорилось о том, что незадолго до 1 сентября 1939 г. президент США, от экономической мощи которых уже тогда зависело будущее Западной Европы, по масонским каналам 29 мая 1939 г. отдал приказ Лондону и Парижу ни в коем случае не уклоняться от Конфликта. Конфликт же — с большой буквы — на масонском языке означает мировую войну.

Они и не уклонились — сделали все, чтобы ввергнуть мир в пучину Второй за ХХ век Мировой Трагедии!

Как Сталин мог спровоцировать Гитлера на нападение на Польшу договором о ненападении от 23 августа 1939 г., если во исполнение плана «Вайс» на германо-польской границе задолго до указанной даты уже были сосредоточены и развернуты для нападения германские войска?! Разведка-то абсолютно точно докладывала об этом. Крайняя озабоченность Сталина была сконцентрирована не на том, чтобы спровоцировать эту войну, а на максимально достижимом в тот период времени эффективном обеспечении безопасности Советского Союза! В ограждении его от реально витавшей в воздухе угрозы оказаться втянутым в вооруженные разборки с Германией, к тому же из-за Запада и его цепного пса в Восточной Европе — Польши! Потому Сталин и вынужден был заключить этот договор. Потому как в той конкретной ситуации это был единственный шанс избежать прямого военного столкновения с Германией уже в 1939 г., на что, к слову сказать, так рассчитывал Запад. Более того. Это был единственный шанс, возможно, не столько даже для того, чтобы вернуть ранее украденные у России территории Западной Украины и Западной Белоруссии, сколько прежде всего отодвинуть западные границы Советского Союза от жизненно важных центров. Ведь до 17 сентября 1939 г. западная граница СССР находилась, например, от того же Минска на расстоянии всего лишь 30 — 35 км.

Договор о ненападении дал Советскому Союзу определенные гарантии безопасности, пускай и временные, как, в общем-то, и предполагалось. Ни Сталин, ни Молотов ни на йоту и не заблуждались на этот счет. Они еще в июне 1939 г. знали, что коричневый шакал намерен разыграть рапалльскую карту сроком не более чем на два года. А в представленном Гитлеру отчете о переговорах Риббентроп, в частности, отмечал, что, отвечая на один из его вопросов, Сталин заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР. Мы не забываем, что вашей конечной целью является нападение на нас» ^[231]. Но как бы там ни было, однако немцы обязались — пускай и на два года, о чем Сталин знал, — воздерживаться в отношении СССР «от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения... как отдельно, так и совместно с другими державами». За эти без малого два года очень многое было сделано для укрепления обороноспособности страны.

Что же до того, что при подписании в Кремле договора о ненападении с Германией Сталин создал такую атмосферу, что Риббентроп «чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей», то это откровенное передергивание фактов. Мистификаторы просто использовали то обстоятельство, что подавляющему большинству людей многие источники просто недоступны. Начать хотя бы со следующего. Участник советско-германских переговоров в августе 1939 г., начальник юридического департамента МИДа Германии Фридрих Гаус зафиксировал в своем дневнике, что встречу с советскими руководителями Риббентроп хотел начать с выспренной речи о том, что-де «дух братства, который связывает русский и немецкие народы... », однако Молотов тут же оборвал его следующими словами: «Между нами не может быть братства. Если хотите, поговорим о деле». Интересно бы знать, зачем мистификаторы выдумали чушь о том, что Риббентроп «чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей»? Особенно если учесть, что, вопреки всем утверждениям того же Бережкова, ни в одной из направленных Риббентропом из Москвы в Берлин телеграмм подобных слов нет. Тогда что же было в действительности?

Мистификаторы утверждают, что Риббентроп заявил такое в беседе с министром иностранных дел Италии 10 марта 1940 г. Однако, по данным историка-аналитика О. Вишлева, ссылающегося на подлинные германские документы, нечто похожее Риббентроп действительно произнес, но в беседе не с Галеаццо Чиано, а с Бенито Муссолини 10 марта 1940 г. В переводе отрывок из записи этой беседы, сделанной главным переводчиком германского правительства П. Шмидтом, звучит так: «Во время второго визита в Москву ^[232] у него ^[233] была возможность за ужином, данным Сталиным, поговорить со всеми членами Политбюро. С немецкой стороны присутствовали также старые товарищи по партии, например гаулейтер Форстер, и, в частности, Форстер после мероприятия заявил, что было так, будто он беседовал со старыми товарищами по партии» ^[234].