— Хорошо. Тогда мы останемся тут до конца сеанса, может, удастся что-нибудь выяснить, — проговорил полицейский.
Администратор вытер лоб рукавом пиджака и обратился к нам:
— Я хочу дать вам всем бесплатные пропуска. Приходите, когда вам удобно. В любое время.
Мы с Рейчел обменялись взглядами.
— Спасибо, — поблагодарила я, беря пропуска. Хотя вряд ли нам в ближайшее время захочется прийти сюда снова.
Мы с Рейчел взяли Дону под руки и повели к выходу.
На улице было холодно и темно — слишком темно для половины восьмого. На небе — ни одной звезды. Шквалистый ветер дул с такой силой, будто хотел загнать нас обратно в кинотеатр. Наверное, надвигалась гроза. Я молила Бога, чтобы мы успели добраться до дому.
Я села за руль и посмотрела на Дону. Она устроилась рядом со мной, на переднем сиденье, и прислонила голову к окну. В свете уличных фонарей я разглядела на ее голове огромную шишку.
В конце концов, что происходит? Я думала об этом всю дорогу, развозя девчонок по домам. Случайно ли к ней пристал какой-то придурок? Или кто-то сознательно напал на нее?
Наконец я подъехала к своему дому. Родители на электроэнергии не экономили. Над крыльцом, в гостиной, на кухне и даже около гаража горел свет. Услышав мои шаги на крыльце, мама с кухни поспешила открыть мне дверь.
Мои родители по-прежнему очень волновались за меня и соблюдали всяческие меры предосторожности. Мы жили возле реки, в самой красивой части города. Место считалось вполне безопасным, но отец установил на первом этаже охранную сигнализацию, и каждый раз, спускаясь вниз, ее надо было отключать. Мы уже привыкли к этому, и только однажды отец проснулся ночью и спустился на кухню попить молока, совершенно забыв про сигнализацию. И очень удивился, когда она загудела на всю округу.
Мои родители переживали гибель двух моих ровесниц не меньше, чем я. Может быть, даже больше. Поэтому мама так обрадовалась, когда я наконец вернулась из кино.
— А тебе письмо, — сказала она.
Подойдя к кипе газет, я увидела сверху белый конверт и сразу узнала почерк Кевина.
Я поднялась к себе наверх и только в спальне открыла письмо. Отец так и не разрешил ему приехать на наш выпускной. Мама попала в легкую аварию и ходит теперь в специальном жестком воротнике. Кевин писал, что у него много новых друзей (это меня немного расстроило), но что он меня по-прежнему очень любит (а это — порадовало) .
Я решила написать ответ немедля, но сначала надо было сделать уроки.
Это оказалось сложней, чем я думала. Прошло десять минут, а я еще не перевернула ни одной страницы учебника истории. Я тщетно пыталась читать о том, как убили Линкольна. Но после первой же фразы мои мысли уносились совсем в другую сферу. В голове вертелись то Дона, то две девушки, найденные убитыми в лесопарке.
За окном ослепительным зигзагом сверкнула молния. И почти сразу же грянул гром. Такого оглушительного грохота я, пожалуй, не слышала никогда. Я подскочила к окну и стала всматриваться в темноту. Удивительно, что все стояло на своих местах. А впечатление было такое, что взорвалась ядерная бомба.
Снова ударила молния. Послышалось легкое дробное постукивание, будто тысячи мышей побежали по крыше. И наконец на землю упали первые крупные капли дождя.
Ливень забил по стеклу с дикой силой. Я отпрянула от окна.
«Спокойно, Лиззи, — уговаривала я себя. — Дыши глубже».
Я пыталась сделать несколько основательных вздохов. Но это меня только еще больше взвинтило.
Буря за окном усиливалась. По стеклу стекали потоки дождя. Ветер завывал и бился в окно, как дикий зверь.
Я залезла в постель и с головой укрылась одеялом. Оно у меня уже сто лет, мое розовое стеганое одеяло с оборками. Но сейчас впервые показалось мне каким-то чужим.
Я вылезла из постели и уселась за стол. Достала лист почтовой бумаги — отец когда-то заказал для меня целую пачку. Наверху был изображен веселый поросенок с подписью: «Со стола прекрасной Лиззи». Свинья всегда была моим любимым животным. Даже не знаю почему. У меня была целая коллекция игрушечных свиней и поросят.
«Дорогой Кевин! — начала я.— Не знаю, писали ли об этом газеты в Алабаме, но у нас здесь, в Шейдисайде, произошли страшные вещи».
Я скомкала лист и выбросила в корзину. Мне не хотелось начинать с плохих новостей. В самом деле, не писать же прямо так, с места в карьер: «Дорогой Кевин, Симона умерла».
Я вздрогнула и закрыла лицо руками.
Когда я подняла голову, то увидела, что дверь в мою комнату открыта настежь.
Я ахнула.
На пороге стоял отец и смотрел на меня с удивлением.
— Ты что, не слышала, как я стучал? — спросил он.
— Н-н-нет, — пробормотала я. — Дождь так шумит...
— Извини. Я не хотел напугать тебя. — Он и сам выглядел испуганным. — Хотел спросить: может, сыграем партию в шахматы?
Отец обожал шахматы и мог играть до одурения, хотя каждый раз проигрывал мне в пух и прах.
— Извини, — сказала я, — у меня полно уроков. Он кивнул и улыбнулся.
— У тебя вообще-то все в порядке? — спросил он как бы между прочим. Но я чувствовала, что он волнуется за меня не меньше мамы.
— Вроде бы, — ответила я.
— Симониным родителям никто...
— Никто не звонил, — закончила я за него.
— Это ужасно, — тяжело вздохнул отец. Я кивнула.
— Лиззи...
— Я буду осторожна, — сказала я. Он снова вздохнул.
— Если надумаешь насчет шахмат... — добавил он, уходя.
Я глянула на себя в зеркало. Неудивительно, что отец смотрел на меня с таким беспокойством: выглядела я отвратительно — бледная, с синяками под глазами. Исчезновение Симоны подействовало на меня ужасно. А теперь еще эта история с До-ной...
Зазвонил телефон.
Меня словно током ударило. Мне даже показалось, что этот звон стоит прямо у меня в ушах. Я подняла трубку и услышала одни всхлипы.
— Кто это? — спросила я.
— Лиззи, это я, я!
— Рейчел? Рейчел, это ты?
— Да-а-а...
— Рейч, что-нибудь случилось?!
Ее душили рыдания, сквозь которые я с трудом разобрала:
—• Приезжай! Приезжай скорей! Только ты можешь мне помочь!
— Рейчел, объясни хоть что-нибудь! — кричала я в трубку.
— Лиззи, мне очень, очень нужна твоя помощь! — умоляла она.
Тут нас разъединили.
Глава 9
Дождь хлестал по лобовому стеклу машины с такой силой, что дворники в данном случае были как мертвому припарка. Я летела на улицу Страха к дому Рейчел, и весь мир, остающийся позади моей машины, казался мне одним сплошным темным пятном.