Соответственно, «линия Сталина» уступала той же «линии Мажино» по фактически имевшимся ДОСам в 9,5 раза, если с учетом дополнительно строившихся 538 ДОСов, то в 7,5 раза. А у «линии Зигфрида» — соответственно в 20 и 16 раз.
Т. е. если вернуться к предложенной выше и, как представляется, вполне обоснованной и закономерной логике сравнений потребностей обороны на Курской дуге и в 1941 г., то на 4500 км западной границы потребовалось бы, если брать за основу удельную плотность ДОСов на «линии Мажино, не менее 67500ДОСов, а если «линии Зигфрида» — так и вовсе 144 000 ДОСов!
Ну мыслимое ли это дело построить такое громадное количество ДОСов за полтора года?! Не говоря уже о том, что на это ушло бы невесть какое количество годовых объемов производства одного только цемента! Т. е. замри, страна, — строим только ДОСы? Так что ли?
Естественно, что нет. В плане стратегии обороны единственным выходом из такого положения является принцип «активной стратегической обороны», причем с особым акцентом на слово «активной».
Непосредственно в фортификационном плане выход также был единственным, и его, к слову сказать, немедленно задействовали — только в качественных изменениях УРов, ДОСов и ДОТов.
Так, если на «линии Сталина» УРы имели глубину в 1 — 5 км, то УРы на линии Молотова имели в «первой волне» строительства, т. е. КОВО и ЗапОВО, 5 — 6 км, а в последней, т. е. в Прибалтике, где строительство началось только в апреле 1941 г., ибо ранее это было невозможно, — 5 — 16 км
[296].
В свою очередь, если типовые пулеметные ДОТы на «линии Сталина» имели толщину стен 1,2 м, перекрытий — 0,86 — 1,02 (двухэтажные ДОТы — соответственно 1,5 и 1,4 м), то на «линии Молотова» ДОТы были защищены стенами толщиной уже в 1,5 — 1,8 м, а толщина перекрытий составляла до 2,5м
[297].
А то, что эти решения были не только единственными, но и исключительно эффективными, подтвердили и сами германские бандиты. Анализируя еще в начальный период войны захваченные немецкие документы, ГРУ установило, что «опыт борьбы с нашими долговременными огневыми точками вынудил самих немцев признать, что ввиду особой конструкции советских долговременных огневых точек не представляется возможным использовать наружные заряды, «которые эффективны только в применении против броневых куполов».
Что же касается стратегии и особенно тактики блиц-«Дранг нах Остен крига», то, как известно, германские бандиты основную ставку сделали не на лобовое, фронтальное оттеснение советских войск вглубь (своей) территории, а на стремительный, молниеносный таранно-штурмовой пролом системы обороны на множестве участков, такой же бросок мобильных частей вглубь территории СССР, за счет чего, но при обходе наших оборонительных сооружений в тылу организовывались «котлы» и избиение войск, к тому же и с перевернутым фронтом.
Т. е., говоря обобщенно, и Шапошников, и Сталин планировали до и известного минимизировать риск такого развертывания событий, ибо исключительно вдумчиво, ответственно относились ко всей информации об опыте стратегического творчества вермахта во Второй мировой войне.
А вот что сделал дуэт Жуков — Тимошенко, чуть ниже увидим…
Так что, подводя итог всему тому, что было сказано выше, в т. ч. в курсиве, едва ли найдутся серьезные основания для «торжествующего вывода» о том, что-де найден наконец главный супостат — виновник трагедии 22 июня 1941 г. — принцип «жесткой обороны». Эта было бы категорически неверно. Принцип «жесткой обороны» имеет исключительные, особые права на существование, особенно когда речь идет о судьбе Родины: стоять насмерть при защите Родины — священнейший долг каждого воина. И в этом смысле без «жесткой обороны» просто не обойтись…
… Без отчаянно жесткой, свирепо жесткой обороны Москвы не был бы мир свидетелем великого, но закономерного чуда — героически победоносного контрнаступления советских войск под Москвой. Закономерность же чуда объясняется прежде всего тем, что Сталин как минимум трижды за первое полугодие войны жестко ставил задачу о переходе на принцип «жесткой обороны» именно на этом направлении. Первый раз в конце июня — начале июля, второй — 27 сентября 1941 г. Ставка ВГК приказала Западному фронту перейти к «жесткой упорной обороне». А третий раз — уже в самый канун Московской битвы, когда Жуков откровенно предлагал Ставке Верховного главнокомандующего сдать Москву. Да-да, именно сдать Москву, и никакого, тем более злобного навета на Жукова в этом нет — уж слишком высок и по званию, и авторитетности источник этих данных.
Главный маршал авиации А. Е. Голованов (в беседе с писателем Ф. Чуевым 01.02.1975):
«Жуков написал, что 6 октября 1941 г. Сталин у него спрашивал, отстоим ли Москву, и Жуков твердо ответил: «Отстоим!»
[298]
А ведь было так, что он прислал генерала Соколовского к Василевскому (Александр Михайлович это должен помнить), чтобы тот в Генштабе принял узел связи для Западного фронта. Василевский с недоумением позвонил об этом Сталину, и тот дал нагоняй Жукову (вот это действительно реальная сценка! — А. М.).
Жуков предлагал сдать Москву, и так оно и было бы, если бы не Сталин.
— Но это надо подтвердить документально, — сказал я (т. е. Ф. Чуев, отрывок из книги которого «Солдаты империи» сейчас цитируется. — А. М.).
— Как подтвердишь? — ответил Голованов. — Большинство документов, показывающих истинную роль Сталина в войне, сожгли при Хрущеве. Так были уничтожения три тома моей переписки со Сталиным.
Умрет Василевский, умрет Голованов, умрет Штеменко, и никто не узнает истинную правду
[299].
А ведь этот факт нисколько не принижает роли Жукова, а показывает, сколько было сомнений и какими усилиями советского народа была достигнута победа под Москвой.