Заговор маршалов. Британская разведка против СССР - читать онлайн книгу. Автор: Арсен Мартиросян cтр.№ 81

…Ничего удивительного в таком повороте событий не было бы, т. к. всего за три года до этого Бломберг уже грозил Гитлеру подобным исходом, правда, по другому поводу. Незадолго до «ночи длинных ножей» 30 июня 1934 г:, когда СС и гестапо в одночасье ликвидировали всю верхушку штурмовых отрядов СА во главе с Эрнстом Ремом, Бломберг от имени рейхсвера дважды угрожал Гитлеру, что если он не разоружит штурмовиков как параллельную вооруженную силу, противостоящую рейхсверу, то армия выступит против него (Гитлера). Первый раз, имевший место 11 апреля 1934 г. на борту броненосца «Дойчланд», стоявшего на рейде в Киле, угроза Бломберга прозвучала вполне мягко, т. к. была похожа на обычную сделку: в порядке компенсации за отказ от штурмовиков и за оставление рейхсвера единственной вооруженной силой в Германии Бломберг гарантировал Гитлетру поддержку со стороны рейхсвера в его президентских амбициях перед лицом тогда уже всем очевидной скорой кончины президента Гинденбурга. Однако согласившийся с этим требованием Гитлер тянул, что вызвало негодование как у экономической, так и военной элиты Германии.

17 июня последовало известное предупреждение вице-канцлера фон Папена, сделанное последним в выступлении в Марбургском университете. 20 июня тот же фон Папен вновь крайне резко потребовал от Гитлера разобраться наконец с СА. Гитлер в силу своей беспочвенной уверенности в том, что ему удастся обмануть всех, дотянул до того, что 21 июня 1934 г. его призвали к ответу. Его вызвали в поместье Гинденбурга Нойдек и там, на ступеньках частного дома президента Германии, со всей солдатской прямотой фон Бломберг выразился следующим образом: «Если правительство рейха не сумеет осуществить ослабление напряженности (т. е. если не разберется со штурмовиками. — A.M.), президент введет военное положение и передаст контроль над страной армии».

Вышедший на ту же ступеньку подышать свежим воздухом Гинденбург величаво поддакнул фон Бломбергу. Только после этого Гитлер понял, что обратной дороги нет, и 30 июня 1934 г. вырезал всех своих соратников, с которыми начинал играть в национал-социализм и которые в колоссальной степени способствовали его становлению как фюрера и приводу к власти. Бломберг же с 23 июня объявил полную боевую готовность во всем рейхсвере и до 1 июля сохранял ее, дабы у Гитлера не было бы никакого шанса свернуть с указанного ему пути.

Кончилось это тем, что 1 июля 1934 г. Бломберг издал приказ по рейхсверу, в котором от имени вооруженных сил Германии" присягнул Гитлеру на верность, ибо в приказе говорилось: «Рейхсвер, как вооруженная стража народа, благодарит фюрера и выражает ему чувство глубокого доверия и преданности». ^[25] А с августа месяца началась и формальная процедура приведения к присяге всего личного состава рейхсвера…

Однако поскольку заговор «гениального стратега» был провален, а его верхушка расстреляна, то протянув с момента снятия — 11 мая 1937 г. — Тухачевского с поста заместителя наркома обороны полтора месяца, в т. ч. и те самые 12 дней после официального сообщения о расстреле, и убедившись, что оставшиеся на свободе подельники «стратега» ничего не могут предпринять, Бломберг «наконец выпустил директиву», но уже в том виде, в котором она безусловно должна была потрафить болезненному тщеславию вождистских амбиций Адольфа Гитлера и его планам. Тем не менее, как уже отмечалось выше, Гитлер быстро самоотстранился от участия в проведении этой директивы в жизнь до 4 февраля 1938 г., когда он, со скандалами изгнав Бломберга и Фрича, объявил себя Верховным главнокомандующим, упразднив при этом военное министерство.

Однако этот дополнительный обзор будет неполным, если, обладая уже определенной суммой знаний о выясненной в целом подоплеке появления «Директивы…», не обратимся к событиям на другом конце планеты, имевшим место в этот же период времени. Это позволит, с одной стороны, еще более острее и точнее почувствовать, что же стояло за упорно использовавшимся Сталиным термином, а с другой — открыть еще один реальный доступ к пониманию причин тех политических процессов, что происходили в нашей стране в 1936–1938 гг.

В Японии в это же самое время (в конце мая — начале июня 1937 г.) очень «своевременно» разразился правительственный кризис и к власти пришло правительство во главе с одним из наиболее влиятельнейших в то время политиков Страны восходящего солнца, председателем палаты пэров японского парламента, убежденным антиатлантистом, евразийцем японского толка, старым знакомым Карла Хаусхофера и его сына Альбрехта — 46-летним принцем Коноэ Фумимаро. Его ближайшее окружение было буквально нашпиговано информаторами и особенно субинформаторами Рихарда Зорге, которые при принце исполняли роли консультантов по различным вопросам. Истинной звездой и в окружении Коноэ, и в агентурной сети самого Зорге являлся Одзаки Ходзуми — ближайший друг и единомышленник советского разведчика. Поскольку как сама фигура Коноэ Фумимаро, так и его политическая деятельность, особенно же в преддверии назначения на пост главы правительства, и тем более самые первые шаги на этом посту, представляют колоссальный интерес в связи с темой нашего расследования, остановимся на всем этом чуть подробнее.

Потомок одного из древнейших и богатейших аристократических родов Японии, многие представители которого вершили судьбы этой нации начиная с IX–X веков, Коноэ Фумимаро родился в 1891 г., получил блестящее образование и продвигался по жизни, не встречая никаких преград. Однако уже при первой же попытке войти в большую политику Японии Коноэ обрушил все возлагавшиеся на него надежды. Дело в том, что он пользовался чрезвычайной благосклонностью столпа японского либерализма, закоренелого атлантиста и влиятельнейшего политического деятеля Японии Сайондзи Киммоти, который намеревался сделать из него как бы своего идейного преемника. Но когда по рекомендации того же Сайондзи Коноэ в составе японской делегации побывал на Парижской (Версальской) мирной конференции, то в Японию он вернулся уже с отчетливо выраженными антибританскими и антиамериканскими взглядами. Кстати говоря, явно не без воздействия Карла Хаусхофера, с которым принц встречался в кулуарах конференции. А его первый политический труд, которым он громко заявил о себе, так и назывался — «Отказ от мира с англо-американской ориентацией».