И все-таки она не обернулась. Взяла себя в руки и полностью сосредоточилась на достижении цели. Руки начали уставать, горели легкие. Остров приближался, в этом не было сомнений. Еще немного – и ноги коснутся песчаного дна. Двадцать футов… десять футов…
И, наконец, вот оно! Отдуваясь, совершенно выбившаяся из сил, она поднялась, выбралась из мелководья, добрела до берега и свалилась на песок.
Получилось.
ДГУУУУХ!
Шлюпка с Джеком и Генри вылетела на берег, швырнув ей в лицо пригоршню песка.
– Да что с вами обоими не так? – сердито спросила Карина.
Никто даже не посмотрел на нее. Генри не сводил глаз с моря, и на его лице все явственнее проступал страх.
– Не поворачивайся, – предупредил он.
– Позволь угадать, – насмешливо отозвалась Карина. – Ты увидел еще одного… – не закончив, она обернулась…
И замерла в ужасе.
Глава 28
То, что она видела, было невозможно… немыслимо… невероятно.
У самого берега над кромкой воды висела в воздухе армия мертвецов.
Мертвецов!
– А… а… – Карина попыталась что-то сказать, но из горла только вырвался невнятный писк.
Сомневаться не приходилось: нелепые, гротескные создания с плотоядными ухмылками определенно не принадлежали к миру живых. У некоторых на груди зияли глубокие раны, воспаленные, гниющие изнутри; у других никакой груди не было, и в просветах между ребрами были видны бегущие по небу грозовые тучи.
Их одежда, жалкие обноски, не поддавалась описанию; руки и ноги висели под разными углами, неестественно вывернутые. И во главе всей этой отвратительной, словно восставшей из могил шайки стоял капитан – высокий, статный, жестокий – с наполовину срезанным затылком.
– Джек Воробей, – проскрежетал капитан Салазар сквозь почерневшие, гнилые зубы и с ухмылкой взмахнул проржавевшей саблей.
Карина в ужасе прикрыла ладонью рот. Несколько мертвецов двинулись вперед, жадно вытягивая руки в направлении Джека Воробья. Но, едва шагнув на берег, они задергались, отшатнулись, а потом и рассыпались с ужасными криками, умерев во второй раз.
– Не могут ступить на сушу! – радостно воскликнул Джек. – А я-то беспокоился.
Карина поежилась. Голос наконец вернулся, и из горла вырвалось одно-единственное слово:
– Призраки!
– Помнишь меня, Джек? – свирепо прохрипел капитан Салазар.
– Да ты и не изменился. Все тот же, если не считать дырки в голове. А что, сапоги новые?
– Скоро и тебе держать расчет! – взвыл Салазар.
Все! Хватит! Карина повернулась и с воплем «Призраки!» устремилась в джунгли.
– Карина! – окликнул ее Генри. – Остановись!
Но Карина не остановилась – не могла. Она вообще ничего не могла, кроме одного – бежать. Бежать куда глаза глядят, только бы подальше от этой жуткой, безобразной, невозможной сцены на берегу.
Невозможно! Снова и снова твердила она это слово, сминая траву и ныряя под ветвями пальм. Невозможно! Невозможно! Невозможно!
Ткань ее реальности вдруг порвалась, заставив заглянуть через дыру в ад, делать чего никак не следовало. Ее жизнь управлялась рассудком. Все эти годы она старательно верила только в то, что видела собственными глазами.
И вот теперь… Как, оставаясь верной рационализму, объяснить вот это?
Она не могла. А поэтому оставалось только бежать. Бежать как можно дальше и…
ВРУМММ!
– Ааааа! – вскрикнула Карина.
В следующий момент она взлетела к небу, запутавшись в веревочной паутине. Сердце заколотилось так сильно, что потемнело в глазах.
Сеть… Она попалась в охотничью ловушку.
Трава, ветви пальм, корни деревьев покачивались далеко внизу. Кружилась голова. Совершенно беспомощная, она висела высоко над землей.
Такое ее разум выдержать не мог. Свет в глазах померк.
* * *
Придя через какое-то время в себя, Карина обнаружила, что ничего не помнит. Запутавшись в веревочной сетке, она висела футах в тридцати над землей.
А потом – как будто прорвало – память о недавних событиях хлынула потоком и вынесла жуткую картину: парящую над морем кровожадную армию мертвых.
Карина начала раскачивать сетку, но добилась лишь того, что к горлу подступила тошнота. Веревка была толстая, прочная и надежная – в отличие от замка, вскрыть который она могла бы заколкой для волос. Страх обрушился с силой океана. Одной ей не выкарабкаться. А значит, оставалось только…
– Помогите! – крикнула она в отчаянии. – Помогите! Помогите!
Крики уже срывались на хрип, когда в джунглях послышались шаги. А потом появились две фигуры.
Генри и Джек.
– Карина! – Генри метнулся к дереву, но вскарабкаться не успел. Внезапно они оба, он и Джек, взлетели над землей, попав в такие же сети-ловушки.
– Нет! – вырвалось у нее, и сердце полетело вниз.
Теперь вся троица болталась беспомощно под кронами деревьев.
– Спаслись, называется, – проворчала Карина. – И что дальше?
Похоже, ответа на этот вопрос ждали от нее самой.
Карина уже начала прикидывать, как бы раскачаться и сблизиться с Генри, чтобы общим весом склонить ветви к земле, когда вдруг увидела странного человека, стоящего у корней деревьев. Прежде его здесь не было. Должно быть, появился, когда она лишилась сознания. Седой, грязный, с мушкетом.
Подойдя к Джеку, висевшему в своей сетке ниже Карины и Генри, он улыбнулся, словно увидел знакомого, и огрел пирата прикладом.
Глава 29
Всех трех пленников – Карину, Генри и бесчувственного Джека – отволокли к краю джунглей, где ютилась жалкая, полуразвалившаяся деревушка. Из гигантского скелета выбросившегося на сушу кита местные жители соорудили часовню, вид которой вызвал у Карины приступ отвращения. Внутри скелета, словно скамьи в церкви, стояли расшатанные стулья, а впереди, у раскрытой костистой пасти морского гиганта, разместился каменный алтарь.
Мужчины потащили Генри и Джека в часовню, а женщины заставили пленницу облачиться в поношенное красное платье. Спутанные волосы бесцеремонно украсили увядшими цветами.
– Генри, что происходит? – крикнула Карина.
Генри покачал головой.
– Хотел бы я знать.
Карина огляделась. Судя по всему, островитяне готовились к какой-то торжественной церемонии и обрядились, как им казалось, во все самое лучшее, но результат получился противоположный задуманному. Платья, надетые женщинами, были яркими, но затасканными и грязными. Украшенные экзотическими перьями мятые шляпы сидели вкривь и вкось на головах мужчин. В целом сцена больше напоминала видение из кошмара с уродцами, чем благочестивое церковное собрание.