Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908-1914) - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Лунева cтр.№ 33

Такое требование турецкое правительство принять не могло. Началась война. Россия решила использовать начало Италией военных действий против Турции, чтобы еще раз попытаться открыть Проливы для российского военного флота.

Российский посол в Париже А. П. Извольский накануне нападения Италии на Османскую империю писал 13 (26) сентября 1911 г. временно управляющему Министерством иностранных дел А. А. Нератову, что наступил момент «извлечь из надвигающихся событий наибольшие выгоды для собственных наших интересов» ^[321].

Известный американский историк, исследователь Первой мировой войны С. Фей в своей книге «Происхождение мировой войны» попытку русской дипломатии открыть Проливы в 1911 г. полностью приписывает бывшему министру иностранных дел, в то время послу России в Париже А. П. Извольскому: «Извольский дважды делал тщетные и безуспешные попытки осуществить свою мысль об открытии проливов для русских военных судов. Первая попытка была предпринята во время переговоров о заключении англо-русской конвенции 1907 г. и вторая во время сделки в Бухлау в 1908 г. Обе закончились неудачей вследствие противодействия со стороны министра иностранных дел Великобритании Э. Грея и отсутствия поддержки со стороны французов. Но в конце 1911 г. Извольский решил, что обстановка в Европе сулит ему теперь больше шансов на успех» ^[322].

Извольский действительно принимал непосредственное участие в переговорах о Проливах, но «славу» с ним по праву могут разделить и его начальник, временно управляющий МИД Нератов и его друг и коллега посол в Константинополе Н. В. Чарыков.

С самого начала итало-турецкой войны британские правящие круги спешили использовать создавшееся положение, чтобы окончательно оторвать Италию от Тройственного союза. В Лондоне стремились к тому, чтобы во время войны не раздражать итальянских политических деятелей. Э. Грей указывал британским дипломатам, что «очень важно, чтобы ни мы, ни Франция не выступили сейчас против Италии» ^[323].

30 сентября Министерство иностранных дел Британии ставит в известность французское и российское правительства о своем намерении провозгласить нейтралитет в этой войне и запрашивает мнение союзных держав по данному вопросу ^[324]. Когда российский посол в Лондоне А. К. Бенкендорф спросил Грея, что он думает по вопросу о Триполитании, который возник так внезапно, статс-секретарь ответил, что «ему представляется бесспорным, что Италия обладает в Триполи крупными интересами и, по всей вероятности, имеет, как многие другие державы в иных местах, справедливые основания жаловаться на турецкие административные приемы в отношении ее интересов; ввиду этого ему кажется законным, чтобы Италия серьезно выступила в защиту своих нарушенных интересов; таково право каждой великой державы» ^[325]. В Лондоне объявили о нейтралитете.

В первые дни войны русское правительство официально объявило о нейтралитете России. В опубликованном 25 сентября (8 октября) именном высочайшем указе Правительствующему сенату провозглашалось, что Россия будет «сохранять строгий и беспристрастный нейтралитет в отношении воюющих стран» ^[326].

Триполитанская война подтолкнула императорское правительство к переговорам с Турцией по насущным вопросам: строительство малоазиатских железных дорог и вопрос о Проливах. Железнодорожное строительство на севере Турции издавна интересовало Россию. В 1900 г. царское правительство заключило с Турцией соглашение, по которому османское правительство обязывалось предоставить русским концессионерам право на строительство железных дорог в Северной и Северо-Восточной Анатолии (на побережье Черного моря) на свои средства. В вопросе строительства малоазиатских железных дорог Россия пошла на неизбежную уступку Турции и другим державам.

Мысль о том, что эту уступку необходимо компенсировать разрешением вопроса о Проливах, принадлежала Нератову. Еще до начала итало-турецкой войны в письме к министру финансов В. Н. Коковцову от 25 июля (7 августа) 1911 г. он указывал на эти два важнейших вопроса ближневосточной политики: «Не одно только железнодорожное строительство угрожает нашим интересам, но и проявленная за последнее время усиленная забота турецкого правительства об усилении его боевого флота не в меньшей степени должна нас озадачивать. С этой точки зрения явилось бы, может быть, весьма полезным обусловить наше согласие на железные дороги в Малой Азии хотя бы принципиальным согласием Порты на открытие для нас Проливов; заручившись таковым, мы могли бы сделать это в дальнейшем уже вопросом международного обсуждения» ^[327].

С началом итало-турецкой войны посол России в Константинополе Н. В. Чарыков неоднократно напоминал Нератову, временно исполняющему обязанности министра иностранных дел, о том, что «жаль было бы упустить теперешний выгодный случай итало-турецкой войны и не воспользоваться им для того, чтобы продвинуть вопрос о Проливах и иные здешние дела» ^[328]. В тот же день посол написал еще одно обстоятельное письмо Нератову с подробным анализом политической обстановки: «Но уже теперь представляется возможным использовать выступление Италии для нового шага по пути соответствующего коренным русским интересам разрешения одного из старейших и значительнейших вопросов внешней русской политики — вопроса о Проливах» ^[329].

Однако Чарыков полагал, что, прежде чем начать переговоры с Турцией, было бы желательно заручиться согласием великих держав на обсуждение вопроса о Проливах Россией и Турцией.

Царский дипломат считал, что начать переговоры надо с Италии, и предлагал держать их в совершенной тайне, по крайней мере от публики. Италия должна была подтвердить свое согласие на изменение режима Проливов, данное в 1909 г. в Раккониджи в обмен на признание за ней особых интересов в Триполи. Для Франции была важна поддержка России во франко-германском конфликте по марокканскому вопросу. «Что же касается Англии, то она, как известно, — писал Чарыков, — сосредоточила ныне свои морские силы в Северном море и предоставила Франции заботу об англо-французских интересах в Средиземном море. Ввиду сего, возможность появления в Средиземном море военных судов, принадлежащих к Черноморскому флоту России — союзницы Франции, явилась бы для Англии уже не опасной, а скорее желательной» ^[330].