Карфаген должен быть разрушен - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Майлз cтр.№ 106

Но не только славу не могли поделить римские военачальники и сановники. Вокруг плодородных североафриканских земель, ставших римскими владениями, тоже разгорелись споры. Особенно острые разногласия в сенате вызвала земельная реформа, предусматривавшая в том числе и освоение заморских колоний. Она была необходима прежде всего ветеранам войны, обеспечившим победу и оказавшимся в рядах римской бедноты. В 123 году сенатор Гай Семпроний Гракх и его сторонники добились одобрения законопроекта, регулирующего заселение бывших карфагенских территорий и предлагавшего, кроме того, создание колонии на месте разрушенного Карфагена под названием Юнония. Против этого плана выступили консерваторы во главе со Сципионом Эмилианом. Гракх выиграл дебаты, приведя старый аргумент Сципиона Назики: падение Карфагена неизбежно породит в Риме демагогов и тиранов (явный намек на Сципиона Эмилиана). Заслуженный полководец в ответ обвинил реформистов в алчности: они-де хотят нажиться на завоеваниях Рима на Востоке . Как бы то ни было, обе стороны продемонстрировали: в Риме — разлад, а причина тому — завоевания.

Реформаторы на какое-то время восторжествовали, но вскоре их постигло разочарование: оппоненты настроили общественное мнение против проекта, распространив слухи, будто межевые столбики, отмечавшие границы новой колонии, выдрали волки (вещуны посчитали это недобрым предзнаменованием). Естественно, от реализации проекта пришлось отказаться . ^[370] Но на этом конфликт между реформаторами и консерваторами не закончился. В 121 году консул Луций Опимий устроил путч, во время которого были убиты и Гракх, и три тысячи его сторонников. С поразительным цинизмом и бесстыдством Опимий распорядился построить на Капитолии храм, посвященный Конкордии (богине Согласия) . Многие восприняли его как мемориал, увековечивший кровавую свару, поразившую Рим. Не случайно кто-то написал на здании: «Безумие раздора соорудило храм Согласия» . ^{[371], [372]}

После гибели Гракха разногласия между сторонниками заселения карфагенских земель и противниками воссоздания нового Карфагена (даже римского) не прекратились. В 81 году римский полководец Помпеи, желая продемонстрировать свой консерватизм, обновил проклятие, наложенное на Карфаген . Но в 64 году группа сенаторов снова попыталась провести реформу, предложив продать территорию Карфагена для пополнения бюджета. Однако консерваторы не согласились, сославшись на то, что пренебречь проклятием означало бы совершить святотатство, а возрожденный Карфаген в будущем вновь станет угрожать Риму . ^[373]

Хотя позиции Гая Гракха и Сципиона Эмилиана были диаметрально противоположны, они подтверждали один и тот же диагноз: разрушение Карфагена катализировало процесс моральной деградации, подпитываемый алчностью и амбициями правящих классов Рима . Действительно, у римлян настолько притупилось чувство собственного достоинства, что на это обратил внимание историк Саллюстий. В укор римским вздорящим полководцам он напомнил о самоотверженном поступке братьев-карфагенян Филенов, согласившихся быть заживо похороненными, чтобы отстоять и свою честь, и восточные границы государства . ^[374] И через столетие после гибели развалины Карфагена символизировали не могущество Рима, а раздоры и конфликты, подрывавшие его жизнеспособность. Это наконец понял и взялся разрешить болезненную проблему самопровозглашенный спаситель Римской республики.

В 31 году, после того как все серьезные претенденты на власть либо умерли, либо были нейтрализованы иными средствами, бразды правления твердо взял в свои руки Октавиан, приемный сын Юлия Цезаря, ^[375] будущий Август и первый римский император. Август обладал проницательным политическим чутьем, неуемной энергией, властолюбием, но и здравомыслием, достаточным для того, чтобы учесть ошибки приемного отца. Какие-либо подозрения в жажде царской власти (аналогичные слухи стали причиной убийства Юлия Цезаря) новый режим опровергал, акцентируя внимание общественности на неустанной деятельности Августа по восстановлению былого величия, престижа и стабильности Римской республики. Хотя методы его правления были откровенно авторитарными, Август предпочитал говорить о себе как о «первом среди равных» в возрожденном и окрепшем государстве. Режим Августа стремился доказать, что Рим может вновь обрести величие только путем возрождения традиционных римских добродетелей, таких как fides (верность) ^[376] vipietas (благочестие, чувство долга перед богами, государством и семьей) . Эти мотивы стали постоянно присутствовать в творениях художников и писателей, поддерживавших цели и свершения нового режима ^[377].

Желание доказывать римское величие добродетелями — верностью и чувством долга — проявлялось еще в Пунических войнах, в военных и дипломатических заморских кампаниях. Первый храм Верности в Риме возвел Авл Атилий Калатин, первый римский диктатор, использовавший войска в заморских военных действиях (в 249 году на Сицилии) . ^[378] Возможно, добродетель честности приобрела особое значение вследствие возросшего понимания того, что этот моральный принцип первым приносится в жертву в «реальной политике», которую теперь должен проводить Рим. Для многих, особенно на греческом Востоке, циничное обхождение с Карфагеном стало наглядным свидетельством углубляющегося диссонанса между словами и делами во внешней политике Рима.