Узаконенная жестокость. Правда о средневековой войне - читать онлайн книгу. Автор: Шон Макглинн cтр.№ 28

Главным мотивом кодекса рыцарства был инстинкт самосохранения. Хорошим толчком здесь служил выкуп. Живой (и состоятельный) пленник ценился куда выше, чем мертвый. Ради его возвращения на родину семьям приходилось выплачивать большие, а порой огромные и разорительные суммы. Например, освобождение Ричарда Львиное Сердце стоило Англии 150 000 марок и вассальной зависимости короля перед императором Генрихом VI; французский король Иоанн II Добрый, которого захватили в плен в 1356 году в битве при Пуатье, согласился заплатить за свое освобождение 3 миллиона экю (с учетом 25 % «скидки» и передачи в руки англичан еще 16 высокородных французских дворян). Однако перспектива получения выкупа не гарантировала пленнику какого-либо благополучия, о чем свидетельствуют примеры из истории Столетней войны. Задача Жана ле Кастелье в отряде Роберта Чеснела заключалась в избивании пленников, чтобы выбить из них обещания о как можно более крупном выкупе. Франсуа ле Палу заключил Генриета Жантиана в темницу, где узник насчитал «восемнадцать змей и прочих рептилий»; более того, «Франсуа также послал письмо герцогу Бурбонскому и другим родственникам Генриета, предупредив, что если опоздают с оплатой, то он вырвет пленнику зубы. Когда те ничего не ответили, он действительно выбил несколько зубов у несчастного молотком и разослал родственникам, чтобы все удостоверились, что он не шутил».

Освобождение пленников за выкуп постепенно приобрело большой размах, поскольку частые войны открыли в этом смысле перед противниками широкие экономические возможности. Ордерик Виталий, наш главный источник по англо-нормандской истории, сообщает об «инвестиционном» потенциале трехлетней осады Сент-Сюзанн на о. Мэн (1083–1085). Вероятность получения выкупа привлекла сюда значительное число воинов, и многим удалось-таки сколотить приличное состояние. Со временем сам процесс требования и сбора выкупов усложнился, в него стало вовлекаться больше людей, и даже целые структуры; многие дела стали предметом разбирательств на рыцарских судах. Поль Гиамс искусно и четко описал новое рыцарство на войне:

Хронисты подтверждают общий удовлетворительный характер понимания рыцарских обычаев. В известном примере от Ордерика Виталия мы узнаем о впечатляюще низком уровне потерь в крупном бою под Бремюле на французско-нормандской границе в 1119 г. между воинами английского короля Генриха I и французского короля Людовика VI Толстого. Из девятисот участвовавших в стычке рыцарей погибли, согласно хронике, лишь трое: «Все были облачены в кольчуги и щадили друг друга с обеих сторон из боязни Господа и из уважения к братьям по оружию; все были более озабочены тем, чтобы пленить своего недруга, нежели убивать пленников. Как воины Христа, они не жаждали крови своих братьев…»

Столетие спустя в решающей битве под Линкольном в 1217 году хронистами отмечено всего трое погибших; отсюда это сражение получило название «Линкольнской ярмарки». Лишь один из павших оказался высокородным рыцарем, его звали граф Ле Перш, но даже здесь имеются определенные сомнения: английский военачальник недвусмысленно приказал своим арбалетчикам целиться не во французских рыцарей, а в их оруженосцев. Роджер Вендоверский насчитал здесь три сотни пленников. Стоит отметить, что многие французы, которым удалось спастись бегством во время сражения, испытали куда менее приятную участь. При поспешном отступлении к Лондону многие были истреблены, «поскольку жители городов, через которые они проходили при своем бегстве, выходили им навстречу с мечами и палицами и, устраивая засады, убивали в великом множестве». Мирные жители не слишком-то жаловали рыцарей.

Средневековые хронисты часто ссылаются на финансовую необходимость, побудившую требовать выкуп за пленников, и подчеркивают братские узы между противниками на поле брани. Деньги, конечно, имели первоочередное значение, но упомянутые узы тоже были важны. По наблюдениям Роджера Вендоверского, в битве при Линкольне королевские войска лишь делали вид, будто преследуют неприятеля, «и если бы не рыцарские узы и солидарность, то уйти не удалось бы никому». Эти незримые узы были на самом деле глубже, чем это подразумевали сами представители элиты общества. Многие рыцари не просто относились к воюющему классу, разделявшему одну и ту же религию и культуру, но и порой хорошо, даже близко знали друг друга. Статья Мэтью Беннетта, посвященная некоторым аспектам рыцарства в средневековой Европе, подчеркивает тот опыт, который рыцари и сквайры приобретали с детства, проходя с оружием в руках военную подготовку. Это способствовало формированию крепких мужских связей (того, что психологи называют сплоченностью первичных групп). Еще более тесные связи выковывались на ристалищах в ходе рыцарских турниров, ярких состязательных спектаклей, которые также являлись неотъемлемой частью рыцарской подготовки. В них соперники могли запросто подружиться, как современные игроки противоборствующих футбольных или регбийных команд.

Иногда говорят, что рыцарство обрело вполне реальные военные преимущества. Знание о том, что худшей судьбой для рыцаря может стать лишь пленение, придавало еще большей храбрости на поле боя, а забота о собственной безопасности отодвигалась на второй план. Это ощущение во многом подкреплялось прочными и надежными доспехами, которые давали рыцарю высокую степень защиты в бою. Мусульмане нарекли европейских рыцарей «железными людьми» за их кольчуги. Гийом Бретонский, пытливый наблюдатель и участник многих походов начала XIII века, основной упор делал на прочность доспехов, когда сравнивал уровень потерь в средневековых и античных армиях. Пленение с целью получения выкупа получило больший размах в период расцвета замков: проще было обменять на замок его лорда или кастеляна, чем подвергать осаде. В Англии в одном из эпизодов войн 1215–1217 гг. король Иоанн пригрозил гарнизону в Белвуаре (Лестершир) предать позорной смерти их лорда, находящегося у него в плену, в том случае, если защитники будут упорствовать и не сдадут замок. И добился своего. В определенных обстоятельствах рыцарство давало серьезные военные преимущества, но взаимный обмен «любезностями» несколько ограничивал возможности ими воспользоваться.

Различные типы войн диктовали и разные нормы поведения, соответственно менялись законы и обычаи ведения боевых действий. Общепризнанными были четыре типа войны: guerre mortelle, или война до смерти — война на истребление, в которой пленный враг мог ожидать либо рабства, либо смерти; bellum hostile — открытая, или публичная война, в которой христианские принцы враждовали друг с другом, а рыцари занимались разорением соседних земель и в случае пленения могли рассчитывать на выкуп; guerre couverte — феодальная, или скрытая война, в которой допускались убийство и ранение, но неприемлемыми считались поджог, пленение или мародерство; и перемирие — временный перерыв в военных действиях. Осадная война выработала собственный свод законов, которые утверждались легче, чем правила ведения сражений.