Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - читать онлайн книгу. Автор: Джайлз Макдоно cтр.№ 183

В одном мы, вероятно, правы, когда осуждаем Вильгельма: хотя мировая война и не была его личным предприятием, никак нельзя отрицать, что ее начало означало банкротство германской дипломатии, а ведь именно в этой сфере Вильгельм столь усиленно пытался проявить себя и сыграть максимально активную роль. Вильгельм считал себя великим актером на сцене мировой политики, но беда была в том, что никто не захотел ему подыгрывать. Четверть века он предпринимал усилия по поддержанию мира. В своих многочисленных попытках выстроить комбинации европейских коалиций он мало чего достиг — разве только укрепил лидеров прочих государств в том, что новая Германия представляет некий нежелательный и опасный фактор, оказывающий отрицательное воздействие на сложившийся баланс сил.

До сих пор не выяснено, в какой мере на его рассудок и способность здраво оценивать объективные факты влияли его физические недуги и его неврастения. Приступы ярости, вопли, все эти удары кулаком по столу и другие экстравагантные поступки не производили особенного эффекта на окружающих. Он мог изрыгать страшные угрозы, но, несмотря на суровость законов об «оскорблении величества», Германия при нем отнюдь не представляла собой тиранию. Много раз он грозился отменить конституцию, но ни разу не привел эту угрозу в исполнение. Он часто отпускал фразы, что того-то или тех-то надо расстрелять, но никто не был расстрелян. Единственным исключением был, пожалуй, лейтенант Ханке, но и тот застрелился сам, причем, судя по имеющимся данным, Вильгельм не знал о том, что ему вручили для этой благой цели заряженный револьвер.

Вильгельм часто испытывал сильные боли, которые явно способствовали помутнению его сознания. Так случилось и во время его последней болезни. Анализ содержания антисемитских выпадов, которые участились у него в последние годы, показывает, что их мог себе позволить только человек безнадежно больной и не отдающий себе отчета в своем поведении. Будучи в Амеронгене, он однажды сам в порыве откровенности бросил: «Все в мире говорят, что я сумасшедший, но если бы они знали, как мне тяжко, что мне приходится преодолевать, они бы удивились, что я еще сохранил хоть какой-то рассудок».

Тот, кто встречался лично с Вильгельмом, не подвергал сомнению тот факт, что это был человек далеко не глупый. Джон Уилер-Беннет даже считал, что он обладает «блестящим интеллектом», оговариваясь, впрочем, что это не всегда сказывается на его словах и поступках. Этому известному английскому историку принадлежит интересная мысль: «Подлинная трагедия Вильгельма II состоит в том, что ему вообще не следовало бы становиться императором. Природа дала ему задатки ученого или художника, но судьба распорядилась иначе, предопределив ему роль правителя и военного». Бисмарк, кстати, также отмечал недюжинные способности молодого кайзера, но добавлял, что ему недостает проницательности и последовательности. В отличие от Фридриха Великого он не любил оставаться наедине с самим собой и никогда не отдавался целиком и полностью тяжелому ремеслу управления государством. Он любил власть как идею, но практика ее осуществления казалась ему слишком тяжелым бременем.

Личность Вильгельма была клубком противоречий. Как он сам говорил своему американскому почитателю Джорджу Виреку, «боюсь, что смешение двух кровей в моих жилах делает меня загадкой и для моих соотечественников, и для людей за рубежом. Немцы говорят, что во мне слишком много от англичанина. Англичанам не нравится, что во мне слишком много немецкого». Примерно то же говорили в свое время и о его матери, на которую он был похож гораздо больше, чем это считали его современники. Стремление к союзу с Британией, заключения которого он искренне добивался всю свою сознательную жизнь, было, видимо, своеобразной попыткой символически примирить две столь различные стороны его личности. Ни то, ни другое ему не удалось совершить.

Смешанное наследие Гогенцоллернов и Гвельфов объясняет и свойственное ему противоречивое отношение к своей второй родине — Англии. Как пишет тот же Вирек, «отношение Вильгельма к Англии представляло собой смесь восхищения и зависти, враждебности и влюбленности. Именно здесь следует искать ключ к пониманию внешней непоследовательности в его дипломатии и в самом его характере». На англичанах тоже лежит доля вины. Мало кто из их лидеров проявлял готовность отбросить позу высокомерной надменности в общении с германским императором. Их отказ пойти на соглашение с ним стал одной из причин катастрофы 1914 года.

Остается вопрос: а было ли что-то положительное в его правлении? Или в истории Германии период правления Вильгельма II можно вычеркнуть? Конечно, многое из этого периода перешло в Веймарскую республику — гораздо больше, чем это обычно считается, однако эти моменты преемственности — вроде сохранения старого законодательства или старой бюрократии — расцениваются скорее как нечто порочное, способствовавшее подрыву веймарской демократии. Примерно так же оценивается и преемственность в области искусства — как продолжение старых антилиберальных традиций рейха Вильгельма. Верно: официальное искусство периода правления последнего кайзера Германии вряд ли способно найти широкий круг поклонников, но ведь то же самое можно сказать и о поздневикторианской живописи в Англии и о соответствующих феноменах в художественной жизни Франции, Италии или Бельгии.

В некоторых отношениях империя Вильгельма была в высшей степени современным государством. В области науки и техники, в сфере реформ школьного и университетского образования, в правильной оценке той роли, которую могли сыграть и играли бизнесмены и промышленники в повышении благосостояния народа и общей финансовой культуры. Заслуга Вильгельма в этом немалая. Но это была лишь одна сторона медали, один аспект истории Германии Вильгельма II. Были и другие, менее приятные. Примирить их, объединить в единое целое оказалось невозможным. Здесь Вильгельм, мягко говоря, не преуспел, и его рейх погиб из-за внутренних противоречий. Сумел бы кто-нибудь другой на его месте добиться большего успеха, — на этот вопрос ответить невозможно. Гении среди государственных деятелей встречаются крайне редко.