– Здесь, в этом дворе, надежней всего! Не понадобится его перетаскивать. И нас никто не увидит. Пойду за лопатами. И, пожалуй, разумней будет его раздеть, одежду я потом сожгу на костре, – торопливо распоряжался Жак. – А ты, Констанс, когда отведешь Софи, пойди в кухню и найди там коньяк. Выпей, поможет. Тут ты не нужна.
Доставив Софи в подвал и уверив ее, что Фредерик спустится, чтобы с ней попрощаться, Конни сделала, как ей велели. Коньяк немного помог, хотя дрожь не унималась, несмотря на летний зной.
Почти через час в кухню вошел Жак.
– Фалька похоронили. Мундир сожгли, Фредерик внизу, прощается с Софи, затем он уйдет.
– Спасибо, Жак.
– Нет, Констанс, это тебя нам следует благодарить. – Жак посмотрел на нее с уважением. – Сейчас я соберу Фредерика в дорогу, а когда он уйдет, поговорим.
– До свидания, любовь моя, – Фредерик бережно обнял Софи. – Я дам тебе знать, что со мной, клянусь, но сейчас самое важное, чтобы ты думала только о своей безопасности и о нашем ребенке. Слушайся Жака и Констанс, они хорошие люди, и делают все для твоего блага.
– Да. – Слезы неудержимо лились из прекрасных незрячих глаз. Софи взялась за кольцо-печатку, которую носила на безымянном пальце правой руки, и стянула металл с опухших суставов. – Вот, возьми это. Тут выгравирован герб де ла Мартиньерес. Пусть оно будет у тебя.
– Тогда ты должна взять мое. На нем наш фамильный герб. Давай я тебе его надену. – Софи протянула руку, и Фредерик надел ей кольцо на безымянный палец. – Ну вот, мы обменялись кольцами. В этом ужасном месте, в этот ужасный день. Хотел бы я, чтобы это произошло иначе, но лучше так, чем ничего. Носи это кольцо, Софи, и помни, как я тебя люблю. Ты всегда в моем сердце.
– А ты в моем.
– Мне надо идти.
– Да…
Фредерик неохотно разжал руки, в последний раз поцеловал любимую в губы и пошел к двери.
– Что бы ни случилось, скажи нашему ребенку, что его отец очень любил его мать. До скорой встречи, Софи.
– До свидания, – прошептала она, – и да хранит тебя Бог.
Позже, когда Конни спустилась в подвал утешить, как она полагала, опечаленную Софи, оказалось, что та, скорчившись, лежит в мокрой постели и тяжело дышит.
– Наконец-то! – воскликнула Софи. – Я думала, ты никогда не придешь! У меня воды отошли… Дитя… – Она взвизгнула, сотрясаемая родовой схваткой. – Помоги мне, Констанс, помоги мне!
Так в тот день, когда началось освобождение Франции, когда союзные войска высадились на берега Нормандии и началась долгая битва, эхом ей в полутемном подвале раздался крик новорожденного.
Глава 29
Три месяца спустя
Однажды вечером в конце сентября, в час заката Эдуард де ла Мартиньерес вошел во внутренний двор своей усадьбы. Под старым каштаном, баюкая младенца, сидела женщина. Глаза ее, как и все внимание, были обращены только на дитя.
В недоумении он пошел к ней.
– Добрый день? – Вопрос, прозвучавший в его голосе, получил ответ сразу, как только поднялись на него растерянные от неожиданности ясные карие глаза.
– Эдуард!
Он подошел ближе. Она встала навстречу, прижимая к себе ребенка.
– Прости, Констанс, но цвет твоих волос… ты так изменилась! Показалось, на мгновение, что это Софи! – Он улыбнулся.
– Нет… – Ее взгляд затуманился, но она быстро сказала: – Не верится, что ты здесь! Тебе следовало предупредить нас, Эдуард!
– Не хотел зря рисковать. Да, Париж освободили и де Голль снова у власти, но, пока вся Франция не свободна, опасность все-таки еще есть.
– О, союзники высадились здесь на пляже неподалеку! Немцы бежали как от чумы, а партизаны их кусали за пятки! Жак знает, что ты здесь?
– Нет, его нет ни в винодельне, ни в домике. Но я заметил, ставни в шато открыты! Как Софи? Как Сара?
– Это чудесно – наконец-то жить открыто! – невпопад ответила Конни.
– Софи у себя?
– Нет, Эдуард, нет… Пожалуйста… – Конни тяжело вздохнула. – Прошу тебя… Сядь. Мне нужно многое тебе рассказать.
– Вижу! – Эдуард кивнул на ребенка.
Захваченная врасплох, Конни не знала, с чего начать.
– Эдуард, это… это не то, что ты думаешь.
– В таком случае нужно пойти взять кувшин розового. Подожди, я быстро.
Конни следила взглядом, как Эдуард выходит из сада. Она столько дней ждала, что он приедет, и так этого боялась, что теперь, когда он был здесь, не представляла, как рассказать ему, что случилось.
И хотя его долгожданный приезд означал, что она наконец-то свободна, с тяжелым сердцем Конни смотрела, как он возвращается с кувшином вина и двумя стаканами.
– Прежде всего я хочу, чтобы мы выпили за то, что этот ад позади. Франция почти полностью освобождена, на очереди весь мир.
– За новую жизнь, – пробормотала Конни. – Даже не верится… Неужели конец этой войне?
– Да, за новую жизнь! – Эдуард сделал глоток. – Так скажи мне, где Сара?
Конни рассказала, что Сару схватили в поезде, когда они через всю Францию пробирались на юг.
– Теперь, когда появилась такая возможность, мы навели справки. Ее отправили в рабочий лагерь в Германию. Придется подождать, что ответят оттуда, – вздохнула Конни.
– Будем надеяться, что будут добрые вести, – с чувством сказал Эдуард. – Нет сомнения – немцы скоро капитулируют. Но в стране такая разруха и такая скорбь по жертвам войны, а их сотни тысяч… А теперь, Констанс, объясни мне вот… это. – Он указал на ребенка. – Не стану притворяться, я поражен. Как?.. Кто?..
Конни набрала воздуха в грудь:
– Ребенок не мой. Он просто на моем попечении.
– Тогда чей же?
– Эдуард, это твоя племянница. Ее мать – Софи.
Он посмотрел на нее так, словно она спятила.
– Нет-нет! Не может быть! Софи никогда бы… Нет. Это немыслимо! – Он судорожно сглотнул.
– Я знаю, тебе трудно это принять, да и мне было трудно, когда Сара сообщила мне, что Софи в положении. Но, Эдуард, я сама принимала роды. Они начались как раз в день высадки союзников, поэтому мы назвали девчушку Викторией.
Эдуард сидел, схватившись за голову, пытаясь осознать, что ему говорят.
– Я очень хорошо понимаю, ты потрясен. И мне жаль, Эдуард, что именно на мою долю выпало рассказывать тебе обо всем. Но вспомни, мы все обращались с Софи как с ребенком. А ведь она тех же лет, что и я. Она была женщиной, которая полюбила.
Он настороженно поднял голову.
– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени, как будто ее тут нет? Где она? Ответь мне, Констанс, где Софи?