Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - читать онлайн книгу. Автор: Майа Шалавиц cтр.№ 82

Но на самом деле мне не на что жаловаться. Весь этот период я перенесла довольно легко. Семья смогла оплатить хорошего адвоката. Я получила медицинскую страховку. К тому же я была белой. Важно понимать, насколько большую роль расовая и классовая принадлежность сыграли в том терпимом отношении, какое было ко мне проявлено. Я смогла вернуться в колледж и помочь моему адвокату продемонстрировать суду, что скоро я стану достойным налогоплательщиком. Все это, конечно, сыграло свою положительную роль.

Я решила не поступать снова в Колумбийский университет, во-первых, из-за дороговизны обучения, а во-вторых, из-за риска оказаться в окружении, которое помешало бы процессу выздоровления. Я поступила в Бруклинский колледж, где вскоре стала круглой отличницей. Чтобы не висеть на шее у родителей, я устроилась секретарем в приемную одной компании. Теперь мне стало проще вести себя в суде; я могла продемонстрировать все мои успехи, что было бы намного труднее тем, кто не имел таких преимуществ. В самом деле, когда мне потребовалась справка из колледжа для представления в суд, наш чудесный преподаватель, покойный Барт Майерс, закончил свою справку шутливым примечанием: если у судьи Снайдер есть еще такие же подсудимые, то пусть она пришлет их в его группу.

Моя расовая принадлежность сильно мне помогла. По большей части всякий раз, когда я приходила в суд, я оказывалась единственной белой обвиняемой. Несмотря на то что, как показывают статистические исследования, белые употребляют наркотики так же часто, как и афроамериканцы, а торгуют чаще – и я сама видела многих потребителей из числа представителей Лиги Плюща в восьмидесятые годы, – таких обвиняемых, как меня, редко арестовывают и приговаривают к тюремному заключению.

Посещения суда были по большей части «календарными вызовами» – я должна была прийти, чтобы доказать, что не употребляю наркотики, и дать возможность судье и адвокату обсудить следующие шаги в моем деле. В те же дни судьи также принимали апелляции и выносили приговоры. Эта отупляющая бюрократическая рутина временами перемежалась моментами ритуальной драмы. Адвокаты, в большинстве своем белые, обращались к судье. Потом их клиентов, африканцев и мексиканцев, одного за другим уводили в наручниках. Я видела, как осужденные целуют на прощание своих близких, наблюдала, как матери старались успокоить своих рыдающих детей, и мысленно плакала – от сочувствия к ним и от страха, что вижу ожидающее меня будущее.

Даже теперь это неравенство остается нашим национальным позором. В наши дни шансы отправиться за решетку пожизненно для черного американца составляют 1 к 3. Эта вероятность в пять раз превышает шансы белого человека, каковые тоже ужасающе высоки – 6 процентов. Расовое неравенство подкрепляется законодательно. Между 1980 и 2011 годом число ежегодных арестов чернокожих за наркотики выросло на 164 процента.

Более того, расовое неравенство проявляется почти во всех звеньях уголовного законодательства. Проведенный в 2003 году анализ показал, что у чернокожих в десять раз больше шансов быть арестованными за употребление наркотиков, чем у белых. У афроамериканца также в десять раз больше шансов отправиться в тюрьму по этому обвинению, согласно проведенному в 2009 году исследованию. Сроки заключения тоже существенно выше. По обвинениям, связанным с наркотиками, черные получают такие же сроки, как белые, за преступления, связанные с насилием, – 4,89 и 5,14 года соответственно. 82 процента осужденных, согласно современному федеральному минимуму срока наказания в отношении употребления кристаллического кокаина, составляют черные.

Это нисколько не удивляет, если учесть расистские корни нашего антинаркотического законодательства, которое рождалось в возбуждении страхов и с использованием откровенно расистских образов и риторики. Кроме того, законодательная политика подкрепляется отношением к наркотической зависимости как к проблеме, в большей степени моральной, нежели медицинской, отношением, которое родилось из того же расизма и запрета наркотиков.

Я ходила в суд в конце восьмидесятых и в начале девяностых, в эпоху настоящего разгула строгих законов Рокфеллера. Это законодательство было принято в 1973 году, когда губернатором штата Нью-Йорк был Нельсон Рокфеллер, который ужесточил наказание, направленное, по сути, против черных американцев, явно нацелившись на президентское кресло. Закон предусматривал тюремное заключение сроком от 15 лет до пожизненного за обладание четырех и более и за продажу двух или более унций наркотика, даже при первом обвинении. Это делало реальным мой приговор, так как меня обвиняли в обладании более чем двумя унциями наркотика, предназначенного для продажи.

Такой приговор был эквивалентен приговору за убийство второй степени и был строже приговора за изнасилование, а поскольку эти насильственные преступления не подлежали обязательному исполнению, постольку часто получалось, что за ненасильственное преступление, связанное с наркотиками и совершенное впервые, люди получали большие сроки, чем насильники и убийцы. Один судья после вынесения приговора обвиняемому, который, по мнению того же судьи, не заслуживал такого строгого наказания, сказал: «…за простое обладание четырьмя унциями этого запрещенного вещества закон штата Нью-Йорк карает как за преднамеренное убийство. Это положение представляется мне отвратительным. Однако я обязан исполнять закон, каким бы глупым и иррациональным он мне ни казался».

Показательно, что поначалу такие же строгости касались употребления марихуаны, а не только кокаина или героина. Начиная с 1973 года, ньюйоркцам, продавшим две или обладавшим четырьмя унциями травки, полагалось 15 лет тюремного заключения. Однако, учитывая, что чаще всего в связи с марихуаной арестовывали белых детей и подростков, эти законы долго не продержались. Когда белые студенты колледжей, выходцы из среднего класса, стали получать 15 лет за травку, на губернатора штата и на конгресс было оказано сильное давление. В 1979 году за коноплю перестали давать драконовские сроки, что еще раз продемонстрировало разницу в трактовке связанных с наркотиками преступлений, в зависимости от того, кого мы считаем «типичным зависимым» и наркоторговцем. К 2008 году 90 процентов заключенных, осужденных за наркотические преступления граждан штата Нью-Йорк составляли представители меньшинств. (Только в 2009 году были, наконец, проведены значимые реформы.)

Но даже тогда, в восьмидесятые годы, было совершенно очевидно, что война с наркотиками проиграна, а суды были перегружены числом «наркотических дел». Между 1985 и 1992 годом число граждан штата Нью-Йорк, отправленных за решетку за преступления, связанные с наркотиками, увеличилось в пять раз – с 2000 до 10000. Та же тенденция прослеживалась и в общенациональном масштабе: число заключенных в Америке выросло на 400 процентов – с 200.000 в 1973 до 1.574.000 в 2013 году. Если сложить все цифры, то число заключенных составит 2,7 миллиона, если же добавить к этому числу людей, осужденных условно и взятых на поруки, то количество осужденных приблизится к семи миллионам человек, а это три процента населения США. Наше государство – самый крупный в мире тюремщик, наше население составляет 5 процентов от населения мира, но число наших заключенных составляет 25 процентов от общего числа заключенных во всем мире.