Жизнь и ее суррогаты. Как формируются зависимости - читать онлайн книгу. Автор: Майа Шалавиц cтр.№ 25

Эпигенетика рассматривает процессы изменения молекул, которые определяют, какие гены должны быть включены, а какие – остаться выключенными. Эти изменения сами по себе не затрагивают ДНК. Эпигенетические процессы касаются структур, окружающих ДНК и определяющих, какие гены должны быть активными, а какие – нет. Некоторые из этих инструкций передаются следующим поколениям, и это лишь иллюзия, что такие изменения могут поразить следующее поколение и исчезнуть. Это означает, что травма, которую пережили ваши родители или даже бабушки и дедушки, и даже их питание и подверженность действию определенных химических веществ могут сказаться на развитии вашего мозга, а следовательно, сделать вас предрасположенными к зависимости.

Изучение потомков людей, переживших холокост, позволяет предположить, что переживания наших родителей могут оказаться записанными в нашей наследственности. Результаты исследований часто варьируют в зависимости от того, кого из родителей это коснулось, – полученные данные очень интересны, но пока могут считаться лишь предварительными. Например, в одном исследовании было показано, что у человека, мать которого пережила стресс холокоста, повышается активность гена, участвующего в усилении стрессовой сигнализации в головном мозге. Если же стресс холокоста пережил отец, то влияние оказывается противоположным. Странно, но в данном случае выходит, что негативный опыт отца может играть защитную роль, по крайней мере там, где речь идет о посттравматическом стрессовом расстройстве, связанном с холокостом. Реальные проявления наследования ПТСР, связанного с холокостом, подтверждают это воззрение: дети, рожденные матерями, травмированными опытом пребывания в нацистских лагерях смерти, очень остро реагируют на стресс и обладают высоким риском развития такого же расстройства. Это, однако, неверно в отношении детей, чьи отцы прошли те же лагеря, как, например, в моем случае.

Тем не менее депрессия, от которой в равной степени страдали и я, и мой отец, относится уже к совершенно иной истории. Несмотря на то что до сих пор не было исследований с участием людей, опыты на мышах показывают, что детеныши женского пола, рожденные от самцов, переживших тяжелый, не поддающийся их контролю стресс в раннем детстве, проявляют характерное для депрессии поведение. Так происходит, несмотря на то что матери этих детенышей не страдают стрессом, а отцы не участвуют в уходе за потомством. Очень интересно, что детеныши мужского пола, рожденные от травмированных отцов, не страдают депрессией, однако их собственные детеныши проявляют такую же предрасположенность к депрессии, как их тетки. В этом же исследовании было показано изменение в метилировании, которое является одним из механизмов, обнаруженных в сперматозоидах этих мышей, в находящихся там генах, влияющих на психическое здоровье и реакцию на стресс. Эти изменения сохраняются в течение двух поколений, а затем все возвращается к исходному состоянию.

Изменения в сперматозоидах и яйцеклетках – это не единственный эпигенетический способ воздействия на развитие. Стресс и травма могут сильно повлиять на то, как родители взаимодействуют с детьми. Это, в свою очередь, может изменить экспрессию генов у ребенка в ту фазу жизни, когда развивающийся мозг ищет сигналы, оповещающие о том, с каким окружением ребенок имеет дело. Это влияет на процесс роста и развития – как психического, так и физического, и именно поэтому дети, подвергающиеся жестокому обращению в раннем детстве, отстают от сверстников в росте и весе. В особенности эпигенетические сигналы поражают системы реакции на стресс, а эти системы очень важны в определении риска возникновения наркотической зависимости, так как употребление наркотических веществ часто является попыткой справиться со стрессом.

Исследования на крысах показывают, например, что детеныши, получавшие хороший уход и питание, спокойнее реагировали на стресс, отличались хорошим здоровьем и проявляли недюжинную сообразительность в самых разнообразных ситуациях. Крысята женского пола, воспитанные любящими мамочками, сами становились такими; они тоже заботливо нянчили своих детенышей, во всяком случае в сравнении с другими крысами. Однако при этом не происходит никаких генных изменений, которые бы передавались по наследству.

Если крысенка, рожденного заботливой матерью, передают на воспитание «мачехе», небрежно относящейся к родительским обязанностям, то у детеныша развивается нарушенная реакция на стресс, и он вообще вырастает менее сообразительным. Более того, такие детеныши женского пола, став матерями, начинают так же небрежно относиться к своим детенышам, как относилась к ним «мачеха». Забота или отсутствие заботы сами по себе определяют в таких случаях исход: хорошие родители буквально активируют наиболее оптимальный набор генов у своих детей, что позволяет им адекватно реагировать на ситуации, с которыми приходится сталкиваться в реальной жизни.

Важно, однако, отметить, что изменения, происходящие с детенышами при воспитании в стрессовой ситуации, не всегда бывают негативными. Целью влияния окружения на последующее развитие в раннем детстве является необходимость дать организму возможность приготовиться к предстоящей жизни путем включения или выключения определенных генов. Таким способом природа приспосабливает детей к тому окружению, в котором они, скорее всего, окажутся, став взрослыми. Так, если ребенок, родившись, попадает в грубый мир, то включаются гены, которые помогут ему выжить в такой ситуации, в то время как активность генов, обеспечивающих выживание в более спокойной и дружелюбной среде, оказывается подавленной. Это влияет на развитие мозговых систем, реагирующих на стресс, которые оказывают сильнейшее воздействие на душевное и физическое здоровье. Такая генетическая избирательность влияет также и на когнитивные способности, так как способность мозга достигать высоких показателей в таких сферах, как абстрактное мышление, подавляется в условиях тяжелого стресса. Печально, но адаптация к стрессу происходит за счет требующих интеллекта талантов, но, к счастью, изменения такого рода не всегда оказываются необратимыми.

Тем не менее реакции, являющиеся адаптивными в мире, полном стрессов, такие как быстрая реакция на минимальные угрозы, могут стать дезадаптивными в более спокойном окружении. Состояние готовности к будущей жизни в угрожающем мире может создать отношение типа «жить быстро, умереть молодым», а это увеличивает риск возникновения наркотической зависимости. В ненадежном мире самая рациональная тактика – это не полагаться на слишком отдаленное будущее. Однако этот тип тактического мышления может приводить к таким импульсивным решениям, как, например, съесть одну мармеладку сейчас вместо того, чтобы подождать и съесть две, или решение предпочесть наркотики учебе в колледже. С другой стороны, тактическое, близорукое мышление предрасполагает к желанию мелочно контролировать ситуацию и сводить к минимуму хаос. В любом случае, настройка на ожидаемый уровень ресурсов и стресса определенно может способствовать более успешному выживанию. Трудности появляются, когда такие стрессовые настройки и реалии окружающего мира оказываются не соответствующими друг другу или когда заурядный стресс усиливается избыточно чувствительным мозгом и воспринимается как неуправляемая перегрузка.

Задолго до того, как у меня возникла наркотическая зависимость, я проявляла поведение, характерное для состояний навязчивости (обсессивно-компульсивного расстройства). У меня это состояние было связано с ощущением страха смерти, который охватил меня с тех пор, как я в трехлетнем возрасте узнала о смертности человека. Я не помню, что послужило поводом для того разговора: может быть, причиной стала смерть моего любимого хомячка в детском саду (он умер от опухоли, которую я до сих пор явственно помню), или он стал результатом моего неуемного любопытства, которое заставляло меня вечно приставать со своими вопросами к взрослым. Мой первый ответ на замечание о том, что люди умирают, звучал так: «Да, но ведь потом они снова оживают, правда?» Наверное, это было либо проявлением рано проснувшегося духа противоречия, либо каким-то сокровенным духовным знанием, которое потом меня покинуло. Насколько я теперь могу судить, именно та непомерная тревожность, которую пробудил во мне тот разговор, привела меня, в конце концов, к ритуальным действиям, наподобие раскачивания на качелях во дворе начальной школы.