Все в твоей голове - читать онлайн книгу. Автор: Сюзанна О'Салливан cтр.№ 28

Это касается любого симптома, спровоцированного стрессом. Вот, например, пациент жалуется на боль в шее. Рентген показывает износ позвоночных дисков. Любой человек старше среднего возраста тут же спишет неприятные ощущения на преждевременную старость, даже не попытавшись объяснить их чрезмерным мышечным напряжением и, тем более, нервным расстройством. О лечении можно забыть.

Во-вторых, неверный диагноз имеет и другие опасные последствия. Человек принимает ненужные токсичные препараты. Бросает работу или учебу; изменяет свою жизнь, приспосабливаясь к болезни. Но все это – бесполезно!

Впрочем, нежелание ставить психосоматический диагноз не всегда объясняется столь благородными порывами. Некоторые специалисты до сих пор считают, что психогенного паралича не существует, пациенты его якобы имитируют. Или что диссоциативные судороги вызваны намеренно. Прежде, когда представление о врачебной этике было более размытым, такие пациенты испытывали на себе весьма радикальные методы лечения. Например, в XIX веке один врач практиковал лечение судорог клизмами. Он считал, что пациент не сможет одновременно биться в конвульсиях и контролировать кишечник. Другой запирал парализованных больных в кабинете, предлагая им самим подойти и открыть дверь.

В наши дни врачам приходится держать такие мысли при себе – хотя и не всегда. Я встречала пациентов, которых открыто обвиняли в симуляции. Им ставили диагноз и велели «взять себя в руки». Такой поступок наносит больше вреда, чем кажется. Он ставит на человека клеймо и напрочь убивает веру в возможности медицины.

Джудит направили ко мне с подозрением на эпилепсию. Лечащий врач сообщил, что она лечилась от лейкемии, и намекнул, что эпилепсия может быть вызвана осложнением. Джудит рассказала мне свою историю.

Она родилась в Англии, но в детстве вместе с семьей переехала в Майами. Спустя шесть месяцев Джудит заболела. Все началось со странных синяков. Терапевт не придал им особого значения: дети всегда падают и набивают синяки. Затем Джудит подхватила тяжелую инфекцию дыхательных путей. По анализу крови врач заподозрил неладное; биопсия костного мозга подтвердила острый лейкоз. Джудит прошла ряд неприятных обследований, затем курс химиотерапии. У нее выпали волосы. Ей облучали мозг и вводили в спинномозговую жидкость радиоактивные вещества, чтобы проверить, не затронул ли рак нервную систему. Иммунитет ослаб, Джудит то и дело подхватывала разные инфекции, резко потеряла в весе, целую вечность провела в больнице. Однако после трехмесячной ремиссии рак вернулся. Единственная надежда оставалась на пересадку костного мозга. К счастью для Джудит, ее старшая сестра стала идеальным донором.

Перед операцией родители отвезли их с сестрой в Диснейленд. Она никак не могла понять, был ли тот день лучшим или худшим в ее жизни. Впервые за долгое время она развлекалась, как все обычные дети.

– А я ведь знала, что этого не заслужила.

– Чувствовали себя виноватой перед сестрой?

– Не совсем. Я не понимала, почему должна быть ей обязана. Это я мучилась от рака, не она, – спокойно, даже равнодушно пояснила Джудит.

Всю следующую неделю она провела в полной изоляции, чтобы исключить любую инфекцию. Лишь изредка виделась с родственниками, при этом с головы до ног укутанная в стерильную одежду и с маской на лице.

Впрочем, долго это не продлилось. Вскоре кровяные клетки стали восстанавливаться. Карантин закончился, Джудит отпустили домой. Правда, ей по-прежнему приходилось жить по определенным правилам: например, меньше общаться с людьми, чтобы не подхватить инфекцию. Мать сама готовила ей пищу, соблюдая все возможные санитарные нормы. Джудит целыми днями сидела перед окном спальни и смотрела, как другие дети играют в баскетбол и едят пиццу. Она с тоской вспоминала тот день в Диснейленде.

С тех пор прошло двенадцать лет. Семья Джудит вернулась в Англию. Девушка сдала выпускные экзамены и поступила в колледж. Переехала в Лондон, устроилась работать няней. Однажды, играя с ребенком, упала на пол и забилась в конвульсиях. Ей вызвали «скорую». Очнулась Джудит уже в больнице.

– Там все выглядело таким знакомым, словно я оказалась дома.

Врачи решили, что эпилепсия стала побочным эффектом облучения мозга. Джудит выписали лекарства, которые, однако, не смогли снять приступы, поэтому ее направили ко мне.

В юности я полгода работала в команде гематологов. Видела больных раком детей много раз, некоторых с грустью вспоминаю до сих пор. А вот история Джудит совершенно меня не тронула. И я даже знала почему: потому что я ей не поверила. Все факты сами по себе были верными, но в общую картину не складывались. Джудит говорила так, будто читает по бумаге, – по крайней мере, такое возникло впечатление от ее рассказа. Были и другие мелочи, намекающие, что моя пациентка фантазирует или, что еще хуже, намеренно лжет. Почему она не принесла больничные записи? Люди с таким медицинским прошлым всегда берут с собой выписки из карты, результаты анализов, письма от врачей, старые рецепты… Или почему она пришла одна? Нет, конечно, в двадцать шесть лет она не нуждается в сопровождении взрослых, но после такого серьезного заболевания, как лейкемия, родные обычно проявляют больше заботы.

Я вдруг поняла, что пытаюсь поймать ее на деталях.

– Какие антибиотики вы принимали после операции? – Правильно…

– Куда именно делали пересадку? – Опять верно.

– Не помните, какого вида была пересадка: аллогенная или аутологичная? – Ага, угадала…

Мне было чуточку стыдно, но я не могла остановиться.

– Как называется больница, где вы лечились?

– Центральная больница Майами.

Странное название. Надо будет проверить, есть ли такая.

– А как звали лечащего врача?

– Доктор Мэрроу.

Доктор Мэрроу! Нет, только представьте: доктор Мэрроу (от англ. marrow – костный мозг) занимается трансплантацией костного мозга! Хотя… почему бы и нет? Был же известный невролог сэр Уолтер Брэйн (от англ. brain – мозг). Может, доктор Мэрроу с иронией отнесся к выбору будущей профессии?

Уже одно это странное имя заставило меня насторожиться. Возможно, такова обратная сторона моей работы – со временем сердце черствеет, и девушка, рассказывающая свою историю без лишних эмоций, воспринимается лгуньей. Решив, что расспрашивать дальше бесполезно и даже цинично, я попросила Джудит сесть на кушетку для осмотра. Рефлексы оказались в норме – впрочем, такое часто встречается у людей с эпилепсией.

Напоследок я решила проверить кое-что еще.

– Джудит, а где был вставлен катетер Хикмана? – Я спрашивала о тонкой пластиковой трубке, через которую вводят лекарства при химиотерапии.

Джудит, даже не замешкавшись, стянула футболку и ткнула в пятнышко чуть ниже правой груди. Не шрам – обычную родинку. Совершенно не там, куда вставляется катетер Хикмана. Это был первый вопрос, на который она дала неверный ответ. Впрочем, с тех пор прошло немало времени. Джудит тогда была ребенком, она могла просто забыть…