Вид бумажного, ярко разрисованного жуткими фигурами шара привел в ужас женщин, работавших в поле. Как сейчас слышу их пронзительные крики, вижу, как они испуганно машут руками, а затем бросаются бежать, теряя белые чепцы и путаясь в раздувающихся от ветра голубых юбках.
Шар, сдувшись, стал вскоре медленно опускаться на головы мчавшихся в панике кумушек. Когда же бумажное чудовище приземлилось, самая храбрая крестьянка, потрясая серпом, двинулась к нему: ободренная нашим присутствием, она решила распотрошить монстра.
Я попытался спасти безобидное сооружение от ее гнева, но тут кошка, погребенная под бумажным шаром, стала орать и шипеть, как это обычно делают ее соплеменники, очутившись в отчаянной ситуации. Истошные вопли четвероногого воздухоплавателя отозвались в сознании поселянок сигналом «спасайся, кто может!». Увидев, как бедное животное, разодрав когтями оболочку шара, выбралось из бумажного вороха и скачками понеслось по полю, женщины окончательно лишились рассудка от страха, а одна из них даже слегла, не выдержав потрясения.
В тот вечер небольшой городок Экренн буквально бурлил. Почтенные крестьяне рассказывали с жаром о том, как они самолично лицезрели удуэр! Поскольку это варварское слово, несомненно, Французской Академии неизвестно, я позволю себе истолковать его как «домовой», «гном», «живой мертвец» или «злой дух».
Если подобное событие столь сильно поразило жителей селения, расположенного в двадцати лье от Парижа, то что говорить о том изумлении, которое испытали краснокожие обитатели южных склонов Аляскинского хребта при появлении огромного сфероида
[105] из кишечных пленок, к которому снизу была прикреплена раскачивавшаяся корзина!
Но отдадим должное индейцам: хотя они и суеверны, но страха не знают, риска не боятся и отважно идут навстречу смертельной опасности – и явной и предполагаемой. Вспомним, как после открытия железнодорожной линии Нью-Йорк – Сан-Франциско краснокожие с копьем наперевес становились на путях и, не дрогнув, ожидали приближения стремительно мчавшегося на них локомотива.
Обнаружив под странным сооружением толстенную веревку с крюком, индейцы вцепились в трос и стали тянуть что есть силы, не задумываясь о последствиях. Они полагали, что остановить устрашающих размеров шар будет им нелегко, и несказанно удивились, когда чудовище покорно поползло вниз. Причудливые прыжки и вопли возвестили о бурной радости, охватившей воинов. Притянув корзину к земле, индейцы увидели в ней такое же, как и они, существо – из плоти и крови.
Изнемогавший от холода и голода, смертельно усталый, Жак являл собой жалкое зрелище. Просидев в корзине в неудобной позе, он, воспользовавшись приземлением, разминал затекшие руки и ноги и, стряхивая с себя остатки сна, пытался разобраться, чего ему ждать от краснокожих, буйно выражавших свой восторг по случаю успешного завершения операции.
Выпутавшись из веревок, привязывавших корзину к сетке, Жак вылез на мерзлую землю и потянулся. И тотчас вопли и прыжки прекратились, и воцарилась полная тишина.
Вперед выступил вождь, выделявшийся среди соплеменников длинной белой бизоньей шкурой, наброшенной на плечи, словно королевская мантия, и гортанным голосом произнес на плохом английском:
– Хау!.. Мой брат – большой вождь!..
– Спасибо, вы очень любезны, – ответил Жак, коверкая с не меньшим усердием язык, употребляемый по ту сторону Ла-Манша.
– Хау!.. Мой брат – большой вождь!..
– Мой брат прибыл из страны звезд, куда воины, любимые Великим Духом, уходят после смерти?
– Ваш брат, почтенный мой краснокожий, прибыл всего лишь из форта Нулато, где находился еще сегодня утром.
– Хау!.. – произнес воин с непередаваемой интонацией, обозначавшей у людей его племени глубочайшее удивление. – Мой брат летает быстрее, чем орел в Скалистых горах!
– Да, особенно когда свежий ветер подгоняет шар.
– Что мой брат подразумевает под словом «шар»?
– Да тот аппарат, что доставил меня сюда.
– Хау!.. – с яростью в голосе произнес краснокожий. – Мой брат смеется надо мной? Он что, принимает Белого Бизона за глупую старуху, от которой можно скрыть, кто он и откуда? Разве пришелец не боится навлечь на себя гнев вождя меднокожих индейцев?
– Успокойтесь, любезный мой, не сердитесь и объясните, чего вы хотите.
– Да не будет язык моего брата раздвоенным языком змеи! Пусть он признается Белому Бизону в том, что он – сын луны…
– Ах, вот как! – изумленно воскликнул Жак.
– И еще он должен рассказать отцу меднокожих индейцев, почему луна, которую он привел к нам, больна и лежит на боку под этой сосной, словно пустой бурдюк. Если брату моему дорог его скальп, то ему следует хорошенько подумать, прежде чем отвечать.
– Ладно! – проворчал Жак, совершенно сбитый с толку. – После всех недоразумений, с которыми я столкнулся в последнее время, мне не хватало только обвинения в похищении постоянного спутника нашей Земли. Поразительная чушь, даже в устах индейца! Герои Гюстава Эмара
[106], и те не изрекают подобных бредней! Однако, Жак, мальчик мой, сохраняй спокойствие, если растительность на голове еще тебе дорога, и не требуй ее лечения медными припарками в виде ударов томагавками. Этот парень терракотового
[107] цвета почему-то хочет, чтобы ты был сыном луны… Не будем его разочаровывать и постараемся воспользоваться преимуществами, связанными с нашим небесным происхождением. Черт побери, если он готов платить, то получит, чего хочет!
– Мой брат понял? – спросил Белый Бизон.
– Да, вождь!
– Но здесь есть молодые воины, чьи уши должны быть глухи, а глаза – слепы… Тем более не следует женщинам и детям слушать то, что поведает мне сын луны.
– Обещаю, Белый Бизон один будет слушать сына луны! – величественно произнес Жак и затем выдохнул в сторону: – Уф!.. Я запутался самым жалким образом! Никогда мне не найти таких внушительных и торжественных слов, что столь гладко звучат со страниц романов Купера, Ферри, Дюплесси и уже упомянутого Эмара!
– Хорошо! – ответил вождь, обрадованный уступчивостью Жака, которая должна была еще более возвысить его в глазах подданных. – Мой брат получит пищу!.. У него будет отдельное жилище!.. Он станет гостем Белого Бизона!