– Вы имеете в виду мисс Джейн Бич? – спокойно спросил Леонард.
При этом имени Хуанна обернулась и с глубоким, почти яростным интересом стала слушать их разговор.
– Именно. Ее звали Джейн Бич. Простите мою забывчивость. Ну, когда дела сэра Томаса расстроились и он умер, то мистер Леонард Утрам и его старший брат Томас эмигрировали в Южную Африку. В том же году мисс Джейн Бич вышла замуж за одного из наших клиентов, мистера Когена, отец которого купил с аукциона имение Утрамов.
– Неужели! – вскричал Леонард.
– Вскоре после этого, – продолжал юрист, – мистер Коген, или лучше сэр Джонас Коген, унаследовал это имение после смерти своего отца. Два года спустя он и сам умер, оставив все свое имущество дочери Джейн, предоставив своей вдове определенный пожизненный доход. Но через месяц после его смерти умерла и маленькая Джейн, а девять месяцев спустя за ней в могилу последовала и ее мать, леди Коген, урожденная Джейн Бич.
– Так! – глухо произнес Леонард, закрывая лицо руками. – Продолжайте, сэр.
– Леди Коген оставила довольно странное завещание. Она завещала дом и поместье Утрамов, вместе с большей частью своего личного имущества, достигавшего суммы в сто тысяч фунтов, своему старому другу Леонарду Утраму или его наследникам, а в случае не обнаружения этих лиц – своему брату. Завещание это не было оспорено; поэтому, если вы Леонард Утрам, то я поздравляю вас с обретением вашего родового поместья и значительного капитала.
Несколько минуть Леонардъ не мог говорить от волнения.
– Я докажу вам, что это я, – сказал он наконец, – то есть, докажу это prima facie
[13]; а затем вы можете удостовериться в истине моих показаний обычными способами.
И он представил множество подтверждений своей личности, которых мы не станем приводить здесь. Юрист молча слушал, время от времени делая заметки в своей записной книжке.
– Полагаю, – сказал он, когда Леонард окончил свой рассказ, – что получил предостаточно доказательств, чтобы не сомневаться в том, что вы мистер Леонард Утрам, или, лучше сказать, сэр Леонард Утрам, так как ваш старший брат Томас умер. Вы до такой степени убедили меня в этом, что я не колеблясь вручу вам письмо от покойной леди Коген, которое она отдала мне на хранение вместе со своим завещанием, хотя я попрошу вас по прочтении возвратить его пока мне. Кстати, вам верно интересно будет узнать, – продолжал мистер Тернер, направляясь к несгораемому шкафу, вделанному в стену, и отпирая его железную дверцу, – что мы разыскивали вас больше года. Мы даже послали за вами человека в Южную Африку, и он напал на ваш след где-то в горах, к северу от бухты Делагоа, где, по слухам, вы с вашим братом и еще двумя приятелями искали золото. Он добрался до этого места ночью девятого мая прошлого года.
– Именно в этот день я ушел оттуда, – сказал Леонард.
– Он нашел следы вашей стоянки и три могилы. Сначала наш представитель счел вас всех умершими, но впоследствии он встретился с туземцем, по-видимому сбежавшим от вас, который рассказал ему, что один из братьев был при смерти во время его побега, но другой был еще здоров, хотя он не знал, куда вы потом девались.
– Мой брат Томас умер первого мая; сегодня как раз годовщина его смерти, – сказал Леонард.
– После этого всякий след ваш пропал, но я все-таки продолжал печатать объявления, так как исчезнувшие всегда каким-то образом объявляются, чтобы получить свое богатство, и… результат вам известен. Вот письмо, сэр Леонард.
Леонард взял документ и глядел на него, обуреваемый странными чувствами. Это было первое письмо, когда-либо полученное им от Джейн Бич и в то же время последнее.
– Прежде чем я распечатаю его, мистер Тернер, – сказал он, – для моего собственного удовлетворения я попрошу вас сравнить почерк адреса с другим образцом, который попал ко мне, – и, вынув из кармана потертый молитвенник, прощальный подарок Джейн, он открыл его на первой странице и указал юристу на надпись, положив рядом с нею конверт.
Мистер Тернер сравнил то и другое.
– По-видимому, слова эти написаны тем же почерком, – сказал он. – Почерк леди Коген так своеобразен, что в нем трудно ошибиться, хотя я и не эксперт. Но для того, чтобы снять с вас всякую ответственность, с вашего позволения я сам распечатаю письмо, – и он разрезал конверт ножом из слоновой кости, вынул письмо и подал его Леонарду.
Письмо было следующего содержания:
Мой дорогой Леонард!
Я могу так назвать вас теперь, ибо я уже более не жена кому бы то ни было, и знаю, что вы для меня воистину самый дорогой человек, все равно, живы ли вы, или умерли, как мой муж и мой ребенок.
Завещание, которое я подпишу завтра, докажет вам (если вы живы, как я полагаю), насколько сильно мое желание, чтобы вы снова вошли во владение вашим родовым поместьем, которое судьба отняла у вас. С величайшим удовольствием я завещаю вам его, и делаю это со спокойной совестью, ибо покойный муж предоставил все в мое полное распоряжение, сам не имея близких родственников, в случае уже совершившегося несчастья, смерти его дочери, нашего единственного ребенка.
Дай вам Бог прожить долго и воспользоваться состоянием, которое мне удалось возвратить вашему семейству, и да владеют Утрамом ваши дети и внуки на многия лета!
А теперь, оставив этот предмет, я перейду к другому: мне нужно кое-что объяснить вам и попросить у вас прощения.
Возможно, Леонард, что, когда вы будете читать эти строки, я буду уже давно позабыта вами, как я этого заслуживаю, и вы будете любить другую женщину. Впрочем, я выразилась не точно и чувствую это: вы никогда не позабудете меня совсем, Леонард, как вашу первую любовь, и другая женщина никогда не будет для вас совершенно тем же, чем была я; по крайней мере, так я думаю в моем самомнении и тщеславии.
Вы спросите, какое объяснение возможно после моего поступка с вами, после оскорбления, нанесенного мною собственной моей любви. Однако я имею сказать кое-что на этот счет.
К этому браку, Леонард, меня приневолил мой покойный отец, который бывал иногда очень жесток. Я знаю, что сознаться в этом, значит обнаружить свою бесхарактерность. Пусть так, я никогда не скрывала сама от себя свое малодушие. Но верьте мне, все-таки я боролась насколько могла. Я даже писала вам, но мое письмо перехватили; и я призналась во всем мистеру Когену, но он был упрям и необуздан и не слушал мои мольбы. Так я вышла за него, Леонард, и была счастлива с ним, ибо по отношению ко мне он был олицетворением самой доброты. Но все-таки с этого часа моя жизнь оборвалась.
Теперь прошло более шести лет с той ночи, когда мы прощались в снегу, и конец близок, потому что я умираю. Богу угодно было взять мою маленькую дочку и этот последний удар оказался свыше моих сил. Я иду к ней и буду ожидать ту минуту, когда я снова увижу ваше незабвенное лицо.