Выслушав «инициативную группу», Белявский дал добро: все равно будут сидеть без дела, а так, может, и мясца добудут. Тем более что места там, судя по карте и рассказам работавших на соседних площадях, очень «бараньи» – почти треть петли зажата с двух сторон высокими скалистыми берегами. Правда, говорили, туда специально на сплав иногда забрасываются туристы и браконьеры из райцентра, но кто их в такую погоду забросит.
– Так что благословляю, – заключил начальник к радости всей несвятой троицы.
Они тут же начали собираться, чтобы засветло добраться до места и, переночевав у костра, утром начать сплав. Посоветовавшись, карабин решили взять только один, но тот, что числился за Белявским – самый приличный из двух, ствол которого еще хранил какие-то признаки далекой послевоенной невинности. Диметил благородно уступил его Валерке как «профессиональному стрелку». Что касается второго карабина, то пристрелка в первые же дни сезона показала, что пули летят из него чуть ли не кувырком – настолько разбит и изношен был ствол. Видимо, он немало потрудился поначалу еще в армии, а уж потом и во многочисленных геологических партиях. Конечно, если стрелять метров с пяти или десяти в медведя, то это даже хорошо – неуправляемая пуля еще не успеет далеко отклониться от траектории и при этом «намотает» на себя половину внутренностей зверя. Да и площадь удара будет больше, шок сильнее. Но вот попасть из такого карабина в барана хотя бы с пятидесяти метров уже практически нереально. Валерка, конечно, понимал это лучше всех. Потому сразу и предложил оставить в лагере второй длинный ствол. Вадим вооружился более легким револьвером для «ближнего боя». Предложили наган и Зденеку, но он заявил, что ему вполне достаточно сачка и фотоаппарата. Несмотря на общий «перегруз», Вадим тоже не смог отказаться от своего «Зенита» с двумя объективами – больно уж выигрышным в смысле фотосюжетов мог оказаться неведомый маршрут между живописных скал.
Провожать их вышел весь наличный состав отряда: пожелали удачи, ни пуха ни пера, скорого возвращения. И разошлись по своим делам. Полковник принялся устанавливать запасную палатку для бани и мостить в ней печь, а Тамерлан – пыхтя, таскать с берега огромные камни и обкладывать ими печурку, мастерить полевую парилку. «Вернутся парни – погреют косточки, – приговаривал Полковник. – А сегодня мы душу отведем! Чистейший минерал!»
Два часа ходу до петли оказались на самом деле почти тремя часами – идти под грузом хоть и по сухому, но каменистому руслу долины было нелегко. Когда они подошли к месту, рубахи под штормовками были мокры насквозь. Сбросив на берег огромные рюкзаки с приторенными к ним веслами, чайником, котелками, топором и другим необходимым полевым скарбом, они рухнули прямо на галечник. И только минут через пятнадцать, когда от вечерней прохлады и близкой реки начало знобить промокшие спины, стали, заставляя себя, сначала садиться на камни, а потом подниматься на гудевшие ноги.
– А ведь дотащились все-таки, – выдохнул Диметил удовлетворенно.
– Дотащились, – эхом повторил Зденек.
– Самое страшное позади, – заключил Валерка.
– Это точно, – подтвердил Диметил, – сейчас разведем огонек, обогреемся, чайку попьем. А уж утречком душу отведем…
Вскоре на небольшом пятачке мелкой окатанной дресвы заполыхал костер, отбрасывая отблески оранжевого пламени на речку. На тагане повисли чайник и котелок, запахло разогретой гречневой кашей с тушенкой. Бывалые, не раз прожженные искрами войлочные подстилки сложились равносторонним треугольником вокруг огня и тепла. Валерка и Диметил сразу же после ужина блаженно развалились на войлоке, а Зденек нашел-таки силы побродить еще с полчаса в радиусе ближайших ста метров – поискать ночных крылатых красавиц. И небезуспешно: сонно приоткрывший глаза Валерка видел, как чех, придвинувшись к огню, подписывал в его свете пакетики и укладывал в них, вынимая из коробки на поясе, каких-то перламутрово-серых бабочек. «Вот помешанный, – мысленно усмехнулся Валерка почти с восхищением, – после такого лошадиного перехода еще бабочек ловить умудряется!..» И повернулся к костру спиной, принимая на нее тепло, плывущее от подброшенных Зденеком в огонь нескольких бревешек. Перед рассветом Валерке приснилась Маринка. Буквально на какие-то считаные мгновения. Она стояла на берегу их речки где-то дальше по течению и молча показывала ему рукой на самый верх крутого яра, накрытого длинной каменистой осыпью алевролита. Валерка торопливо выскочил из лодки, будто понимая, что Маринка сейчас исчезнет. Она повернулась к нему, но сделала это, почему-то пряча, убирая за спину руки. Валерка же, наоборот, попытался достать своими руками ее ладони из-за спины, но, едва прикоснувшись к ним, почувствовал страшный холод, на миг оцепенел и… проснулся. Обе руки его, вытянутые почти до локтей за край войлочной подстилки, лежали на холодных камнях. Немудрено, что такое привиделось. Но все равно, даже поняв, откуда был холод во сне, он еще несколько минут испытывал какое-то знобящее неприятное чувство.
Утренняя горная прохлада накрыла речку пушистым одеялом белоснежного тумана, сквозь который даже не видно было воды, ее можно было только угадать по шуму на перекатах. Торопливо, но аккуратно умывшийся и с трудом почистивший зубы в холодной воде, Зденек забеспокоился:
– И куда же в таком молоке мы можем поплыть?!
– Через полчаса ничего этого не будет, – успокоил его Вадим.
И точно, едва первые розоватые лучи высунувшегося в межгорье солнца скользнули по белому одеялу, оно стало разлезаться на клочья, потом змеиться и медленно уползать в холодные распадки. К тому времени, как они попили чай, вся речка очистилась и засверкала, приглашая их к путешествию.
Быстро накачали лодку, погрузили снаряжение, оттолкнулись и поплыли. Первые минуты вызывали только восторг, но потом к нему примешался не то чтобы страх, а какое-то не слишком приятное чувство, вызвавшее напряжение во всех мышцах. Река набирала скорость, и, сидя в лодке, каждый из них ощущал и даже видел, как вода не просто катит по каменному желобу, а несет их вперед буквально под уклон. Это было похоже на спуск в санках со снежной горы, только очень затяжной и пологой. Но если при катании по снегу такая картина и такое ощущение были привычно-радостными, то движение по воде куда-то вниз отнюдь не вызывало восторга. А тут еще раз за разом прямо на стрежне высунули окутанные пеной головы несколько огромных валунов, и пришлось лихорадочно помахать веслами, чтобы не налететь на них. Тем более что их лодка, как и все «резинки», прыгающие по самой поверхности воды поплавком, была мало приспособлена для резких маневров и плохо держалась на курсе. Надо было следить и за тем, чтобы не пропороть днище на каменных щетках порогов. Вадим, конечно, спускался подобным образом по горным речкам далеко не впервые, но все равно при каждом очередном сплаве в новом сезоне какое-то время ощущал нехорошую дрожь в руках, слишком крепко сжимающих весла. И для этого были основания – сколько геологов и топографов закончили свою жизнь в горных реках, обезумевших или от верхового дождя, или от упавших в русло обломков скал, или от просто отчаянно запрыгавших по каскадам водопадов. И каждый раз такая смертельная опасность возникала неожиданно и мгновенно, не давая времени и шансов на спасение. Хотя речка Тыры, и он знал это, конечно же, не была столь опасной и могла грозить фатальным исходом только сплавщикам, сделавшим слишком грубую ошибку. И тем не менее потребовалось время, чтобы Вадим успокоился и стал хладнокровно, просчитывая несколько ходов реки вперед, выполнять свои ответные ходы.