— Татьяна.
— Где она?
— Наверное, в сестринской.
Давно следовало уволить эту девицу, но медсестер не хватает, а она, когда получит пинок под зад, все-таки выполняет какую-то часть работы!
Сидя на диване с потертыми подлокотниками, Татьяна вгрызалась в очередную порцию полученной от пациентов дневной «нормы» шоколада. При виде Мономаха она перестала жевать и сглотнула, но лицо ее по-прежнему выражало презрение ко всему живому, включая непосредственное начальство.
— Ты сменила Малинкину? — спросил зав.
— Ну? То есть да, Владимир Всеволодович, — добавила Лагутина, сообразив, что стоит сменить тон, которым она привыкла общаться с равными по рангу.
— Она ушла?
— Когда я пришла, ее не было.
— Ты опоздала?
— Вот еще! — фыркнула медсестра. — Я не опаздываю. Но Ольга уже ушла, это точно!
По рыбьему выражению плоского лица Лагутиной легко было прочесть, что она страшно довольна возможностью указать начальству на ошибки коллеги, дабы в сравнении с ней собственные промахи выглядели незначительными.
— Вадим здесь? — спросил Мономах. Ординатор оказался на внеочередном дежурстве благодаря болезни врача, который должен был дежурить по расписанию. Мономах сам вставил в расписание его фамилию, тем самым невольно обеспечив парню неприятности.
Татьяна хмуро кивнула.
— Его главный вызывал. Отчитывал, видимо.
— За что отчитывал?
— Ну адвокат ведь помер…
— Разве это вина Вадима?
Лагутина не ответила. Оба понимали, что Муратов ищет виноватых, и его гнев падет на всех, кто находился в отделении в злополучную ночь. Мономах пошел разыскивать ординатора. Вадим сидел в ординаторской в полном одиночестве, а перед ним на столе стояла давно не мытая чашка с чем-то, по цвету напоминающим деготь. Вид у парня был помятый.
— Владимир Всеволодович, вас тоже вызвали?! — воскликнул он, вскакивая при виде вошедшего зава.
— Никто меня не вызывал, успокойся! Что Муратов?
— Орал на меня… Обвинял в ненадлежащем исполнении обязанностей… — Он казался таким маленьким и щуплым по сравнению с массивным главврачом, что Мономаху даже представлять эту сцену было неприятно.
— Расскажи, как ты обнаружил, что Гальперин мертв.
— Я Ольгу искал.
— Зачем?
Мишечкин покраснел до корней короткого ежика волос.
— Ну, э-э… — невнятно забормотал он, — она куда-то пропала…
— С этого места — поподробнее, — потребовал Мономах. — Когда пропала Малинкина?
— Где-то около двух. Пошла в туалет и не вернулась.
— Ты ее искал?
— Я, э-э… заснул, — снова покраснел молодой человек. — Через пару часов проснулся и удивился, что ее нет.
— И? — поторопил Мономах.
— Пошел искать. Не нашел, но заметил, что дверь в конце коридора приоткрыта. Там палата Гальперина, и я пошел проверить — думал, Оля там. Ее в палате не оказалось, но я увидел, что Гальперин мертв.
— Как ты это понял?
— Так сразу же ясно!
Мономах засомневался, что сам отличил бы мертвого пациента от спящего, бросив на него лишь беглый взгляд. Болезнь иссушила тело адвоката, и его лицо напоминало обтянутый желтоватой кожей скелет, даже когда он находился в состоянии бодрствования.
— Ты видел Ольгу после?
— Нет, я…
— А по телефону звонить не пробовал?
— Не берет трубку.
— Понятно. Ладно, ты иди домой, нечего тут сидеть!
— Она сумочку оставила. — Вадим кивнул на соседний стул, где и в самом деле примостился модный зеленый рюкзачок. — Я заскочу к ней по дороге домой, занесу?
— Правильно, — согласился Мономах.
Он сразу забыл о пропавшей сестричке, ведь его ожидали неприятности большего масштаба. Два покойника в отделении за неделю — перебор, и Муратов не упустит возможности потрепать ему нервы. Хотя, пожалуй, главному тоже не позавидуешь: в отличие от Суворовой, судьба которой никого не интересует, Гальперин — личность небезызвестная, да и родственников, похоже, пруд пруди. Проблемы не заставят себя ждать!
* * *
Однако понедельник начался как обычно. Забежав к Муратову, Мономах нарвался на секретаршу — сухую и тощую, как осиновый кол, Веру Геннадьевну Лукашевич, охранявшую вход в кабинет главврача, как Цербер — врата в царство Аида. Она сказала, что босс не появлялся. Плановая операция позволила ненадолго отвлечься, но, едва выйдя из операционной, Мономах вновь ощутил, как желудок скручивает спазм. То, что Муратов медлит, ничего хорошего не сулило: если бы главный с порога набросился на него и вылил ушат грязи прямо на голову, Мономах испытывал бы куда меньшее беспокойство. Интересно, что Муратов допросил ординатора, но не соизволил позвонить его непосредственному начальнику! Гурнов обмолвился, что главврач вчера утром много говорил по телефону. Вряд ли он самолично решил обзвонить родственников покойного: похоже, он и не знаком с адвокатом. Да и супружница Гальперина не преминула бы намекнуть на этот факт во время разговора о признании мужа частично недееспособным… Нет, что-то тут не так!
Адреналин стучал у Мономаха в висках, поэтому он не стал дожидаться лифта и махом преодолел несколько пролетов, едва не врезавшись в чью-то обширную филейную часть. Поднимающаяся впереди него женщина тяжело дышала и крепко цеплялась рукой за перила. «Восхождению» мешала одышка и, скорее всего, боль в позвоночнике и коленях, ведь при избыточном весе костям приходится несладко! Женщина обернулась, и Мономах обмер: на него смотрело одно из самых потрясающих лиц, какие он когда-либо видел. Оно было полным и круглым, как луна, но жир не мог скрыть красоты черт, великолепной гладкой кожи и чарующих глаз цвета лесного мха. Намечающийся двойной подбородок несколько портил впечатление. Господи, как же она умудрилась себя распустить до такой степени, что едва не убила такую красоту?! Казалось, в расплывшемся теле продавщицы пивного ларька живет принцесса, которую насильно заточила туда злая ведьма. Незнакомке было, вероятно, около тридцати пяти, но он мог и ошибаться, так как полнота зачастую делает людей старше.
Зеленые глаза мягко скользнули по нему, словно сканируя от макушки до пяток, на мгновение остановившись на бейджике, болтающемся на кармане халата. Черты лица, до сих пор напряженные из-за физической нагрузки, расслабились, а на губах, возможно чуть тонковатых для столь широкого лица, появилась улыбка.
— На ловца и зверь бежит! — воскликнула она, тяжело отдуваясь. — Знаете, Владимир Всеволодович, вам что-то надо делать с лифтами: я десять минут ждала, но так и не дождалась!
— Утро понедельника, — ответил он, пожав плечами. — Значит, вы меня искали?