КГБ шутит. Рассказы начальника советской разведки и его сына - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Шебаршин, Леонид Шебаршин cтр.№ 89

– Алексей! Спасибо, что сразу приехал. Ты слышал новости? – спросил Рахмат. – Слышал? Все знаешь? Тогда скажи, что мне делать? Что будет с моей семьей и со мной, если мы не скроемся отсюда? Вы можете помочь нам уехать в Москву? Как там в Кабуле? Выпить хочешь? Что делать, а? Охрану с моей виллы уже сняли! Бедные мои дети!

Вопросы и восклицания Рахмата сыпались градом и невпопад. Я остановил его.

– Сейчас нельзя терять ни минуты! Разговаривать потом станем и выпьем тоже потом, Бог даст. Сиди дома, не высовывайся и на работу или еще куда-нибудь ни в коем случае не езди! Понял? Я еду обратно и доложу послу. Думаю, что сможем помочь.

* * *

В кабинете посла Виктора Павловича уже сидел военный атташе, который взволнованно докладывал о том, что его афганского коллегу Гуль Аку с утра успели схватить пакистанцы у ворот собственного дома и увезти в неизвестном направлении.

– Его жена названивает мне каждые полчаса, Виктор Павлович, – сказал атташе. – Она осталась одна с малыми детьми и ждет, что ее саму возьмут с минуты на минуту. Что с ними будет? Надо действовать немедленно – я обзвоню сейчас всех военных атташе и уговорю их предпринять коллективный демарш перед пакистанцам, чтобы его отпустили.

– Толку-то? – буркнул посол и спросил у меня: – Что у вас? У Рахмата были? Рассказывайте!

Я рассказал, упирая на то, что надо немедленно запрашивать разрешение у Москвы и вывозить Рахмата вместе с семьей, вечером или хотя бы на следующий день, пока до него еще не добрались пакистанцы. Дождавшись, пока я не начал увлеченно, но довольно сумбурно излагать возможные способы незаметного вывоза Рахмата, посол поднял руку и сказал:

– Хватит, хватит, погодите минутку, не мечите зря икру… Лучше меня послушайте. Хорошо, что вы оба здесь вместе, так что два раза повторять не придется. Запрос я, друзья мои, уже послал…

– Ну и что, что? – в один голос воскликнули мы с атташе.

– Что, что? Чего вы раскудахтались, словно яйцо снесли? Дайте мне досказать. Да, послал, и, представьте, Москва с непривычной резвостью сразу же ответила. – Виктор Павлович сделал эффектную паузу и продолжил: – Ответила она следующее, – я вам не дословно, а по сути сообщаю: «Знать ничего не знаем и ко всем этим разборкам больше никакого отношения иметь не желаем. Пусть афганцы выбираются сами, как хотят». Вот так! Награда нашла героев! – Виктор Павлович длинно и нехорошо выругался.

Терпеливо послушав еще пару минут теплые замечания обоих присутствующих в адрес московского начальства, посол подвел итог:

– Словами горю не поможешь, а слезам Москва не верит, как гласит народная мудрость. Вашему другу атташе мы уже ничем помочь не сможем – поздно! Как быть с Рахматом, вы спрашиваете? Ясное дело, что лично мы теперь повязаны по рукам и ногам последними инструкциями – сидеть и не рыпаться! Но все же ничто нам не мешает попробовать вот такой вариантик – съезжу-ка я к послу X или к послу Y, – Виктор Павлович назвал фамилии послов одной азиатской и одной европейской страны. – Поговорю с ними – у них ведь отношения с Кабулом были неплохие, и Рахмата вашего они привечали. Может быть, они его вывезут. Это единственное, что мы можем для него сделать. А вы, товарищ атташе, не торопите меня, – я сам знаю, что его «моджахеды повесят», если мы не успеем. Да, повесят, но не сразу, потому что сначала будут долго пытать. Соедините меня с обоими послами и сразу условимся с ними о встрече. И последнее, коллеги, – если у нас получится его спасти, то ни сейчас, и никогда потом не рассказывайте никому, как было дело. Ясно? Соединяйте.

Рахмата и его семью, к счастью, удалось вывезти из Пакистана одному европейскому посольству. Какому – не могу сказать об этом даже сейчас, много лет спустя. Во всяком случае, эти люди, никогда не бывшие союзниками Наджибуллы, оказались куда человечнее, чем мое московское начальство, которое совершило самое обычное предательство.

– Что теперь с ним делать, просто не знаю, – жаловался посол Виктор Павлович мне и офицеру по безопасности Жоре Галкину. – Казалось бы, такое везение – пленный к нам сам в посольство пришел. Это же редчайший случай, а что же в итоге получается? Ведь мы уже пакистанцам сообщили, что у нас пленный туркмен объявился, который день переговоры с ними ведем, торопим, чтобы они скорее бумаги на его отъезд оформляли, – и на тебе!

Виктор Павлович уже в третий раз стал с озабоченным видом перечитывать вслух телеграмму из Москвы – ответ на сообщение посольства о туркмене Аманове, который на днях внезапно объявился в посольстве и заявил, что он пленный, сбежавший от моджахедов. Обрадованный посол немедленно велел привести Аманова к себе, напоил его чаем и расспросил о том, где и когда он попал в плен и как ему удалось вырваться от афганцев. Аманов отвечал на вопросы Виктора Павловича как-то глухо, сбивчиво, но посол, принявший это за проявление вполне понятной усталости и нервного потрясения, деликатно не стал вдаваться в детали, отправил туркмена отдыхать и дожидаться решения своей судьбы, а сам в тот же день послал донесение в Москву о случившемся, добавив, что сейчас же начинает прорабатывать с пакистанцами вопрос об отъезде Аманова на родину.

– Так вот, повторяю! – громко сказал Виктор Павлович. – Они пишут, что Аманов никогда в Советской армии не служил и в Афганистане тем более не воевал. Более того, он, как установлено, наркоман – ну, это мы теперь и без них знаем.

– Да уж! – подтвердил Жора Галкин. – его уже вторые сутки крутит и ломает. Мечется по квартире, грозит, что обратно уйдет, если ему хотя бы план не дадут…

– Какой еще ему план понадобился? – спросил я у Жоры и попытался пошутить: – ГОЭЛРО?

– Нет, не в обычном смысле план, а план – наркотик, – пояснил мне раздраженный Жора. – При чем здесь ГОЭЛРО! Пора бы уж тебе знать, востоковед, что план – это так у нас в Средней Азии гашиш называется, а здесь – чарс, понял? Знаешь? Тогда нечего острить. Еле-еле его утихомирили, успокоительного дали, а я двум пограничникам еще велел все время у него сидеть, разговоры с ним вести и без передыху в шахматы играть, чтобы отвлечь от черных мыслей. Вторую ночь уже с ним о смысле жизни беседуют – ни отдохнуть им, ни поспать – а ведь их у меня всего четверо. Как службу нести? А он еще нахваливает: «Хорошо у вас тут! Чисто и еда вкусная. А женщины есть?»

– Просто ум за разум заходит! – с тяжелым вздохом признался посол. – Если бы он только наркоман был, так он к тому же, как из Москвы сообщают, собственную мать в наркотическом припадке зарезал и… исчез.

– Он, надо думать, потом из Туркмении через границу в Афганистан махнул, поблуждал там, а когда надоело, решил с нашей помощью домой вернуться и сюда поэтому притопал, – высказал я предположение. – Интересно, на что он рассчитывал? Думал, что мы все за чистую монету примем?

– Наверное, – сказал хмурый посол. – То-то он мне при разговоре в первый день нес какую-то маловразумительную околесицу о своих злоключениях в Афганистане. Я тогда его еще по списку пленных и пропавших без вести посмотрел – нет его там, но это ничего не значит, поскольку список-то, кажется, весьма приблизительный. А на что он рассчитывал, когда к нам пошел? Сие мне неведомо! Впрочем, хотел бы я знать, каким местом думали и те девять наших уголовников, что сюда в девяностом году на захваченном самолете прилетели? «Аллах акбар, Аллах акбар!» твердили, когда пакистанцам в аэропорту в Карачи сдавались. Видать, надеялись на то, что их за это мусульмане с распростертыми объятиями примут. Счас! Здесь не забалуешь – схлопотали по пятнадцать лет каждый и сидят теперь в кандалах в пакистанской тюрьме, после которой им наша курортом покажется. Что же все-таки будем делать, а, коллеги? Какие у вас мысли на этот счет?