Аристократия в Европе 1815-1914 - читать онлайн книгу. Автор: Доминик Ливен cтр.№ 23

Производить сравнение «продвижений» из более низких сословий в русскую и британскую аристократические элиты следует осторожно. Приобрести крупные поместья в России было куда проще и дешевле, так как в 1815 г. губернии вокруг Черного моря все еще оставались малонаселенными пограничными территориями. Вследствие массовой продажи земель после 1861 г., богатые покупатели поместий легко стяжали себе огромные состояния. Но если до 1870-х годов в России существовала не в пример большая возможность, чем в Британии, попасть в высшее сословие — а не просто в группу крупных землевладельцев — в дальнейшем, пожалуй, наблюдается как раз обратное явление. Начиная с семидесятых годов в Англии увеличилось число пэров, не имеющих земельной собственности, и полноценность члена высшего общества уже не могла измеряться исключительно количеством наличествующих у него во владении акров. В противовес этому, в России до 1914 года ни одному из представителей финансовой, промышленной и коммерческой элиты не был дарован титул, хотя некоторые магнаты, например, «сахарные короли» Терещенко и Харитоненко, были пожалованы в дворянство. Пожалование в дворянство не являлось единственным критерием ассимиляции новой элиты с аристократией. Существенное значение также имели смешанные браки. К 1914 г. русская аристократия еще не успела связать себя браками с новоявленными богачами, появившимися во время индустриального бума 1880-х и 1890-х, что, судя по всему, не удивительно, учитывая столь короткий срок. Не в пример им, лондонцы накануне Первой мировой войны стали свидетелями нескольких браков между представителями старого и нового класса магнатов, среди которых наиболее эффектными были союзы британских пэров и американских наследниц ^[86].

Интересные замечания о соотношении имущественного положения английской и германской аристократии содержит переписка королевы Виктории со своей старшей дочерью, британской принцессой и будущей германской императрицей. Так, в 1877 г. принцесса писала: «Вы знаете, как невелики состояния в Германии и как мало людей здесь имеет привычку к роскоши и train du grand monde ^[87]». Будучи кронпринцессой Пруссии, Виктория считала, что не может позволить себе провести светский сезон в Лондоне, разве только будет жить в доме своей матери, и королева соглашалась, что «один сезон в Лондоне… способен разорить любого небогатого человека». Давая согласие на брак принцессы Луизы с маркизом Лорном, королева Виктория отмечала, что часть британской аристократии «по своему богатству и общественному положению, несомненно, может быть приравнена к малым германским принцам» ^[88].

Совсем иную картину представляет собой другой более поздний пример имплантации английской знатной леди в прусское общество. Родители Дейзи Корнуоллис-Уэст, как известно, не были очень состоятельными людьми, зато ее супруг, принц Плесский, был одним из богатейших немецких аристократов. Сестра же принцессы Дейзи вышла замуж за герцога Вестминстерского, и ее положение позволило ей непосредственно сравнивать английский и германский образы жизни. Ее дневники дают представление о жизни высших кругов Силезии — жизни, которая, по меркам англичан, выглядела тусклой и напыщенной, но, во всяком случае, не бедной. Напротив, герцогиня подчеркивает высокую стоимость и чрезмерную пышность жизни в Плессе, отмечая, что имеющийся в распоряжении их семьи годовой доход колебался от 35 000 до 120 000 фунтов и зависел, главным образом, от рыночных цен на уголь, который поставлял ее муж. Даже в 1890-х годах, по английским меркам, «Германия оставалась примитивной», но к 1910 г., по утверждению принцессы Дейзи, в части всех потребительских товаров эта страна вырвалась вперед. Было бы действительно странным, если бы столь резкий экономический подъем экономики Германии не уменьшил бы разрыв между доходами аристократии в этих двух государствах ^[89].

Что касается богатства германской знати начала двадцатого века, то наилучшим источником информации являются тут списки Рудольфа Мартина. Правда, основанные на налоговых документах, они мшут иногда занижать оценку имущественного состояния отдельных людей. Кроме того, списки Мартина не охватывают весь Рейх, а включают лишь отдельные германские государства. Между тем, жители Пруссии и Баварии — двух королевств, вошедших в мои таблицы — составляли три четверти населения всей империи. При всех своих недостатках, статистические данные Мартина и многочисленные подробные примечания к отдельным состояниям, включенным в его списки, являются ценным материалом для каждого изучающего аристократию Германии до 1914 г. ^[90]

[ Таблица 2.10]

В 1914 г. Бавария, по немецким стандартам, все еще оставалась относительно бедной страной. В ней не было ни месторождений угля, ни руды, ни развитой тяжелой промышленности. Неудивительно, что в Баварии было куда меньше миллионеров на тысячу человек населения, чем в высоко индустриальных государствах, таких как Королевство Саксония или прусские провинции Силезия и Рейнская область, не говоря уже о Берлине. Тем не менее в списке Мартина присутствуют восемь жителей Баварии, имевших состояние свыше 20 миллионов марок (1 миллион фунтов), двое из которых принадлежали к королевской фамилии, а одиннадцать — к высшей знати ^[91].

Однако, цифры эти не совсем верны и вряд ли могут служить руководством для определения имущественного состояния богатейших представителей собственно баварской знати. Целый ряд крупных аристократов (например, принц Гвидо Хенкель фон Доннерсмарк) имели летние загородные виллы в Баварии, но их земельные владения и главные особняки находились за ее пределами. Хотя принц Альберт фон Турн-унд-Таксис и принц Адольф Йозеф Шварценбергский владели большими поместьями в Баварском королевстве, владения эти были карликовыми по сравнению с собственностью, которая принадлежала им в других местах, к тому же ни тот, ни другой не был баварцем и не имел никакого отношения к Баварии ^[92]. Из одиннадцати дворян, являвшихся собственниками состояния свыше 20 миллионов марок, шестеро по существу были иностранцами. Из остальных пяти трое вышли из семей промышленников (Маффей, Клетт, Лотцбех), пожалованных в дворянство в девятнадцатом веке, и только двое, принц Оттинген-Валлерштейн и граф Тэринг, являлись представителями старинной местной знати. Оттинген был Standesherr из Швабии, Тэринг — из очень древнего баварского курфюршества. Земельные владения обоих в основном состояли из лесных угодьев, но хотя стоимость собственности, принадлежавшей Оттингену, была выше 36 миллионов против 25 миллионов Тэрринга— поместья Тэрринга давали 1,2 миллиона марок ежегодного дохода (60 000 фунтов), тогда как Оттинген получал только 1 миллион (50 000 фунтов) ^[93].