В исторической литературе существуют спекуляции по поводу того, что Моисей мог быть египтянином по происхождению и, более того, египетским жрецом (сторонником религиозной реформы Эхнатона), который примкнул к уходившим из Египта семитам. Однако весь жизненный путь Моисея, его готовность пожертвовать собой, разделить со своим народом любую его участь, свидетельствует об обратном. Трудно найти более убедительные доказательства любви к «дому Иакова», чем эти: «И возвратился Моисей к Господу, и сказал: о, народ сей сделал великий грех: сделал себе золотого идола; прости им грех их, а если нет, то прошу Тебя, сотри и меня из книги Твоей, которую Ты написал!» (Исх. 32:31–32). Маловероятно, чтобы египетский сановник или жрец был готов проявить столько любви к чуждым ему семитам, чтобы без малейшего колебания отдать за них свою жизнь.
В трудный период своей истории «дом Иакова» имел важного для себя союзника — мидьянитян. В свое время они спасли и укрыли от египтян Моисея, а после исхода южных племен из Египта помогли им справиться с трудностями пребывания в пустыне. Библейская книга Исход запечатлела несколько важных фрагментов встреч с мидьянитянами. Один из них касается прибытия в стан Моисея его тестя, правителя Мидьяна, Итро. Он прибыл вместе со своей дочерью, женой Моисея Ципорой, и двумя их сыновьями. Визит Итро был жестом доброй воли и представлял собой поддержку «дому Иакова», оказавшемуся в непривычных для него условиях бесплодной пустыни. Будучи опытным человеком в кочевой жизни, Итро помог Моисею организовать племена и наладить судопроизводство. Этот интересный факт свидетельствует о том, что вожди древнееврейских племен были лишены опыта управления из-за того, что в Египте им позволялось выполнять только жреческие функции. Наверно, именно этим объяснялась важность руководства богослужением, ибо первосвященник автоматически становился вождем для своих соплеменников, привыкших повиноваться только египетским чиновникам и их надсмотрщикам. То обстоятельство, что Итро участвовал в совместном богослужении и принес жертвы единому Господу Моисея, говорит, очевидно, об оформлении каких-то союзнических отношений между частью мидьянских племен и «домом. Иакова», которые подкрепили родство между Итро и Моисеем.
Другой эпизод связан с просьбой Моисея к своему шурину, мидьянитянину Ховаву: «Прошу, не оставляй нас, ибо точно знаешь ты пристанища для нас в пустыне, и был бы ты нам глазами! И вот, если пойдешь с нами, то тем добром, которым осчастливил Бог нас, осчастливим тебя!» (Чис. 10:31–32). Вероятно, в годы скитаний по пустыне шатры мидьянитян соседствовали с шатрами древних евреев. Этот западносемитский кочевой народ аморейского происхождения стал стратегическим союзником «дома Иакова». Мидьянитяне были проводниками, советчиками и помощниками в огромной безжизненной пустыне. Моисей хотел бы видеть часть племен Мидьяна, например кениев, в составе своего нового племенного союза. Родственные узы с мидьянитянами укрепили положение племени Леви и помогли Моисею как в периоды конфликтов с священническим кланом Аарона, так и в моменты волнений аморейских племен, вышедших из Египта вместе с «домом Иакова».
К союзу с родственными им племенами пустыни стремились и два других южных племени — Йеуда и Шимон. Именно в это время к ним присоединяются в большом количестве мидьянитянские и эдомитянские кочевые кланы, желавшие идти вместе с Моисеем на завоевание южного Ханаана. Союзы с кочевыми кланами и племенами скреплялись посредством браков их вождей. Так, вождь колена Шимон — Зимри по примеру Моисея взял себе в жены одну из дочерей правителя Мидьяна. Возможно, что южные колена Леви, Шимон и Йеуда видели в союзе с мидьянитянами противовес возраставшему влиянию северных аморейских племен, вышедших одновременно с ними из Египта. Новые союзники усиливали позиции Моисея и ослабляли влияние священнического клана Аарона, связанного со старой племенной аристократией «дома Иакова». Это не могло не вызвать недовольства со стороны ааронидов. Однако пока «дом Иакова» находился в пустыне, союз с мидьянитянами оставался жизненной необходимостью, и аарониды вынуждены были терпеть его.
Совершенно иной характер носили отношения с другим народом пустыни — амалекитянами. Родоначальник этого кочевого народа, Амалек, считался внуком Эсава, родного брата Иакова, поэтому с точки зрения родословной он был ближе древним евреям, чем Мидьян. Однако мать Амалека, Тимна, была всего лишь наложницей сына Эсава, Элифаза, и из-за этого статус Амалека в племенной иерархии Эдома считался невысоким. К тому же Тимна происходила не из западных семитов, а из так называемых «хоритов» — пещерных жителей, населявших гору Сеир в южном Заиорданье. Хориты, вероятно, представляли собой потомков древнего досемитского населения Ханаана и, несмотря на близость их этнонима к хурритам, вряд ли имели к ним отношение, так как последние появились в Палестине не раньше XVI в. до н. э. Имя Амалек явно не семитского происхождения — это укрепляет предположение, что амалекитяне представляли собой смешение западных семитов-амореев с неолитическим населением южной Палестины. Племенные территории этого народа находились в Негеве и северо-восточном Синае. Вероятно, амалекитяне рассматривали «дом Иакова» как своего потенциального врага, правильно предполагая, что после возвращения из Египта он будет пытаться занять свои бывшие племенные территории в южном Ханаане, которые, естественно, включали и их собственные области в центральном Негеве. Кроме того, амалекитяне считали многие колодцы и оазисы на Синае своей монополией и ревностно относились к появлению там чужих. Видимо, вожди Амалека приняли решение, не дожидаясь прихода «дома Иакова», атаковать древних евреев первыми, чтобы застать их врасплох.
Столкновение с амалекитянами представляло большую опасность для неготовых к войне беглецов из Египта. В первой половине XII в. до н. э. Амалек был в зените своей недолговечной мощи и являлся тогда серьезной военной силой в южном Ханаане и Синае. Не зря библейский текст цитирует Бильама (Валаама), колдуна и прорицателя тех времен: «Из народов первый Амалек, но конец его — гибель» (Чис. 24:20).
Первое сражение двух народов произошло уже в Рефидиме, на Синае, но оно не выявило победителя. Атаки амалекитян были успешно отбиты, но их основные силы смогли уйти на восток. Библия говорит только об «ослаблении амалекитян силой меча». Это нападение было воспринято древними евреями как попрание всех норм западносемитской племенной морали. Во-первых, амалекитяне были их родичами, причем в отличие от мидьянитян достаточно близкими: Амалек приходился племянником праотцу Иакову. Не случайно южные древнееврейские племена долгое время не Позволяли себе воевать ни с Моавом, ни с Аммоном, ни тем более с Эдомом, так как состояли в родстве с ними. Того же они ожидали и от амалекитян, но этого не произошло. Во-вторых, нападение Амалека было ничем не спровоцировано: «дом Иакова» не нарушал границ его племенной территории. Память о вероломстве Амалека, напавшего на «дом Иакова» в труднейший момент его истории, сохранилась надолго, поэтому Библия содержит беспрецедентно резкое суждение о нем: «И сказал Господь Моисею: запиши это на память в книгу и внуши Йеошуа, что совершенно сотру Я память об Амалеке под небесами… И сказал Моисей: Господь клянется своим престолом, что война у Него с Амалеком из рода в род» (Исх. 17:14, 16).