Самые богатые люди Древнего мира - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Левицкий cтр.№ 50

С Публием было двое местных греков; когда стал ясен исход битвы, они предложили Крассу-младшему бежать в находившийся поблизости город. «Но он ответил, что нет такой страшной смерти, испугавшись которой Публий покинул бы людей, погибающих по его вине, а грекам приказал спасаться и, попрощавшись, расстался с ними».

Сын Красса, как истинный римлянин, предпочел расстаться с жизнью, но не с честью. Он не смог сам уйти в мир иной, так как стрела пронзила руку; с последней просьбой Публий обратился к оруженосцу и подставил ему бок. Его примеру последовали прочие знатные римляне.

Некоторое время Красс оставался в неизвестности насчет судьбы сына и ушедших с ним легионеров. Но вот враги возвратились к основному римскому войску. На одном из поднятых копий была надета голова Публия. Издеваясь, парфяне кричали:

— Кто его родители и какого он рода? Трудно поверить, чтобы от такого отца, как Красс — малодушнейшего и худшего из людей, — мог родиться столь благородный и блистающий доблестью сын.

«Зрелище это сильнее всех прочих бед сокрушило и расслабило души римлян, и не жажда отмщения, как следовало бы ожидать, охватила их всех, а трепет и ужас». Но Красс проявил мужество.

— Римляне! Меня одного касается это горе, — обратился он к легионерам. — А великая судьба и слава Рима, еще не сокрушенные и не поколебленные, зиждутся на вашем спасении. И если у вас есть сколько-нибудь жалости ко мне, потерявшему сына, лучшего на свете, докажите это своим гневом, обратите его на врагов. Отнимите у них радость, покарайте их за свирепость, не смущайтесь тем, что случилось: стремящимся к великому должно при случае и терпеть.

Но лишь немногие услышали его из-за грохота парфянских литавр и топота лошадей. Немногие сдвинулись с места, повинуясь слову проконсула и чувству долга.

Вновь полетели смертоносные стрелы. Некоторые враги, осмелев, подъезжали вплотную и поражали римлян копьями.

Красс бессильно метался от легиона к легиону. Он скакал на виду у тысяч врагов в плаще военачальника и надеялся, что парфянская стрела или копье избавят его наконец от мучений и позора. Все напрасно. Его телохранители давно лежали бездыханными в пыли, Красса же, словно заговоренного, не коснулась ни одна стрела.

Избиение продолжалось до самой ночи. Затем враги ускакали прочь, крича напоследок, что даруют Крассу одну ночь для оплакивания сына.

Парфяне лукавили. Они панически боялись темноты, поскольку в это время суток конница не имела никаких преимуществ.

Жертва Публия была не напрасной. Парфянам не хватило времени расправиться с основными силами римлян — того самого времени, что они потратили на уничтожение шеститысячного отряда Публия Красса. Даже после многих потерь римляне числом превосходили врага. Впрочем, у парфян появился сильный союзник в лагере Красса. Имя ему — страх. Он парализовал волю римлян, отнял желание бороться и защищаться.

Для римлян наступила страшная ночь. Никто не думал о погребении павших товарищей, об уходе за ранеными, об утешении умирающих — каждый оплакивал только себя. Именно оплакивал, ибо эту ночь римляне расценивали как короткую отсрочку от смерти.

Хуже всего было то, что Красс, мужественно принявший известие о гибели сына и весь день пытавшийся противостоять убийственной тактике парфян, теперь окончательно утратил душевные и физические силы и даже саму способность здраво мыслить.

«И хотя Красса считали виновником всех бед, воины все же хотели видеть его и слышать его голос, — рассказывает Плутарх. — Но он, закутавшись, лежал в темноте, служа для толпы примером непостоянства судьбы, для людей же здравомыслящих — примером безрассудного честолюбия; ибо Красс не удовольствовался тем, что был первым и влиятельнейшим человеком среди тысяч и тысяч людей, но считал себя совсем обездоленным только потому, что его ставили ниже тех двоих (Помпея и Цезаря). Легат Октавий и Кассий пытались поднять и ободрить его, но он наотрез отказался, после чего те по собственному почину созвали на совещание центурионов и остальных начальников и, когда выяснилось, что никто не хочет оставаться на месте, подняли войско, не подавая трубных сигналов, в полной тишине».

Позади войска, в оставленном лагере, начало твориться что-то невообразимое. Слышались шум, душераздирающие вопли и крики. Легионеры решили, что на них напали парфяне, и свернули с дороги: кто влево, кто вправо.

Причиной переполоха явились тяжелораненые, не способные двигаться легионеры. Эти несчастные подняли шум, когда стало ясно, что их оставили.

Позор ситуации понимал каждый; уходя, римляне старались не оборачиваться. Никогда прежде римляне не покидали места сражения, не отдав последних почестей мертвым и не позаботившись о раненых. Но в эту ночь никто уже не думал ни о традициях, ни о венке за спасение товарища, который считался в Риме одной из самых высоких наград.

Парфяне, появившиеся утром в брошенном лагере, перебили около четырех тысяч раненых легионеров.

Как всю жизнь удача неизменно сопровождала Красса, так в конце она полностью отвернулась от своего недавнего фаворита. Он пытался вывести остатки войска под защиту Армянских гор, но проводник-грек, оказавшийся предателем, завел римлян в «непроходимые местности, среди болот».

Кассий с пятьюстами всадниками ускакал в Сирию. Еще пять тысяч римлян под предводительством Октавия достигли гористой местности и закрепились там.

С Крассом осталось всего четыре когорты легионеров, совсем немного всадников и пять ликторов. К утру и он выбрался на дорогу. Оставалось пройти сущую малость — двенадцать стадий (2,2 километра), чтобы добраться до спасительных холмов, которые занял Октавий. Однако парфяне уже настигли арьергард, и Красс был вынужден остановиться и занять небольшой холм — «не слишком недоступный для конницы и малонадежный».

Читаем у Плутарха: «Октавий видел всю опасность его положения и первый устремился к нему на выручку с горстью людей, а затем, укоряя самих себя, помчались вслед за ним и остальные. Они отбросили врагов от холма, окружили Красса и оградили его щитами, похваляясь, что нет такой парфянской стрелы, которая коснулась бы полководца прежде, чем все они умрут, сражаясь за него».

Некоторое время враги пытались расправиться с римлянами, но это оказалось не так просто, и «парфяне уже не с прежним пылом шли навстречу опасности». Приближалась ночь, которая обещала принести спасение Крассу и остаткам его воинства. И тогда парфяне решились на хитрость. Подле холма появился парламентер и предложил:

— Военачальник парфян от имени могущественного царя Орода предлагает встретиться с Марком Лицинием Крассом и прочими его легатами, чтобы обсудить условия перемирия. Мужество и мощь царя Парфии испытаны римлянами против его воли. Ныне, когда вы отступаете, царь по собственному желанию выказывает свою кротость и доброжелательность, заключая мир и не препятствуя спасению римлян.

Красс, с одной стороны, видел путь спасения и без милости парфян; с другой стороны, он столько терпел от предательства, что перестал верить даже друзьям. В общем, он не собирался попадаться на дешевую удочку.