Отшельник - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 18

Бросил взгляд вниз на часы. Всего полдня прошло. А мне вдруг ужасно захотелось свою игрушку. Взгляд зацепился за один из снимков. Портрет. Ее лицо крупным планом. Я никогда не видел раньше такого цвета волос. Натурального золотистого цвета. Нетронутого химией. Непроизвольно стиснул пальцы, вспоминая, какие они шелковистые на ощупь. Захотелось пропустить сквозь пальцы, намотать на кулак и потянуть на себя, пристраиваясь сзади, чтобы войти в нее одним толчком поглубже. И тут же волны злости поднялась изнутри — какого хрена я вообще это делаю? Рассматриваю ее.

А еще понимание, что не лгала мне. Не такая она, как остальные, которых поставлял Гоша. Она словно вообще из какого-то иного мира, незнакомого мне совершенно. Он разве существует на самом деле? Я привык к разному виду дерьма, которое прячется под шикарной внешностью, как под оберткой. Но дернешь верхний слой, и завоняет гнилью. Привык читать людские мысли лишь по одному взгляду или понимать с нескольких слов, что из себя представляет собеседник. А на ее снимки смотрел и ни черта подобного не видел. Вот она на мосту идет по парапету с шариками в руках, на другом фото серьезная смотрит в окно, а волосы в косы заплетены и платье длинное ниже колен. Ничего вызывающего. Девушка из другого измерения. И в то же время красота эта ее слишком яркая и одновременно нежная. Представил ее в дорогих брендовых шмотках или в мехах на голое тело, и в паху заныло. Захотелось играть. В нее. Прямо сейчас.

Я листал и листал фото, даже с Берарди не попрощался. Увлекся. Не заметил, как сам улыбаюсь ее фото с подружками. Нет, не в клубе с бокалами спиртного и сигаретами, а на какой-то вылазке у костра. Корчат рожи, перемазанные сажей, сидя на траве перед котелком с кипящей водой. И ни одного фото в трусах и в лифчике или с оголенной грудью, задницей, выпяченным рабочим ртом. Мне даже повеяло запахом дыма и захотелось втянуть этот запах с ее волос. На другом фото она вместе с каким-то ребенком на инвалидном кресле. Я подался вперед, всматриваясь в перекошенное лицо и скрюченные руки мальчика.

«На расчетный счет… Самойлов Дмитрий».

— И кто это?

Голос Марка отвлек от рассматривания снимков.

— Да так. Одна.

— Впервые вижу просто, чтоб рассматривали женщин. Таких…

— Каких? — я откинулся на спинку кресла, глядя на своего помощника и гадая, на каких женщин смотрит он сам. Меня раньше никогда это не интересовало. А сейчас стало любопытно.

— Не знаю, — он усмехнулся и наклонился над фотками. — Простых смертных.

— Что ты видишь? Какая она?

Марк удивился вопросу. Но вида не подал, склонился к ноутбуку.

— Настоящая, что ли. Не городская точно. Я бы сказал — простушка… но нет. Не скажу.

— Почему?

— Вот на этом фото она у себя в комнате. Посмотрите, на полке какие книги стоят. Она увлекается философией, классикой. Она была отличницей. Вот там, на противоположной стене грамоты висят, отражаются в стекле. Судя по всему, ракушки собирает, видите — сколько их у нее? Живут в нищете. Мебель в квартире еще с совковых времен.

Посмотрел на меня, усмехаясь. Но мне было не смешно.

— Думаешь, могла такая у Гоши работать?

— Нееет… Но черт его знает. Иногда в тихих омутах такие черти водятся.

Я вдруг вспомнил, как она извивалась в моих руках, захлебываясь стонами, и меня бросило в жар. Там не омуты, там бездна, и в ней водится нечто страшнее демонов. Демоны у меня самого имеются. И они хотят погрузиться в нее полностью. Разорвать нежную оболочку и рассмотреть ее изнутри.

— Мало ли зачем людям деньги нужны.

Я открыл фото с мальчиком в инвалидном кресле.

— Чем он болен?

— Похоже на ДЦП, но так сразу не скажешь. Оно не лечится. Конечно, нужны деньги на всякие терапии. Большие деньги. Так что, наверное, могла.

И меня опять волной злости захлестнуло. Грязный снег перед глазами появился. Значит-таки, шлюха. Причины уже значения не имеют.

— Я хочу знать о ней больше. Отправь туда кого-то из наших. Каждую мелочь. По песчинкам мне ее соберите.

Марк кивнул и протянул мне папку.

— Он все подписал.

— У него не было выбора. А теперь отправь весь материал, который ты нарыл по педофилии, по всем каналам новостей.

— Но…

— Я не уважаю пид***ов. И я не об ориентации сейчас. Отправляй.

Перевел взгляд на экран ноутбука и склонил голову на бок.

— Узнай, какой фонд собирает деньги для ее брата, для каких целей. Возьми под свой контроль. Доложишь мне.

Открыл последнее фото и почувствовал, как брови сходятся на переносице.

— А это что за лох? — сам себе под нос. — И про этого очкарика тоже мне все раздобудь. Самолет готовь на завтра и… найди мне шлюху. Русскую. Блондинку. Сейчас.

* * *

Я трахал ее всю ночь. Вертел так и эдак. В разных позах. Во все отверстия. И ни хрена. Не могу кончить. Под утро заплатил и на хер выставил заплаканную, еле стоящую на ногах. Да, после меня иногда трудно ходить. А у меня стояк болезненный адский. Яйца пухнут. Как сто лет не кончал. И я знаю почему. Ведьма золотоволосая в голове торчит и не выходит оттуда. Тело ее идеальное. Грудь с сосками красными. И губы. Я думал о них. Видел, как она облизывает нижнюю кончиком языка, и хотел сделать это сам.

За стол сел, фото ее снова открыл и сам не понял, как рукой дергаю вверх-вниз по вздыбленному, каменному члену, глядя в этот синий космос и вспоминая, как ее пальчики сжимали мою эрекцию и как мои пальцы погружались в ее узкую дырочку. Очень узкую. Можно подумать, она, и правда, девочка. Обхватила меня изнутри, и мне скулы свело от желания ощутить, как сожмет уже не палец. Испробовать на ней все грани своей похоти, глядя в ее голубые глаза полные ненависти и отвращения. Мне до зубовного скрежета захотелось стереть это выражение из ее глаз. Мне было нужно, чтобы в них было нечто другое. Я пока сам не знал, что именно…. например, боль?

Влажными салфетками руку вытер и набрал Антона.

— Что она делает?

— Спит.

— Ела?

— Нет. Как легла после вашего отъезда, так и не вставала.

— Заходил проверить?

— Нет. Вы велели…

— Проверь. И мне перезвони.

Мой отец никогда её не бил. Нет. И не кричал. Он не бил и меня. Вы думаете, насилие — это обязательно физические истязания? Ни черта подобного. Самое жуткое насилие — это когда ломают душу. Когда из твоего характера выжигают и вытравливают того, кем ты являешься, чтобы вместо него появился некто другой.

Физические раны затягиваются довольно быстро, те, что остаются в душе — никогда. И чем роднее тот, кто их нанес, тем сильнее они болят, даже спустя три вечности после того, как их нанесли. Мне не болело. Нет. Мне кровоточило. Нескончаемо и всегда.