Совмещаю прицел винтовки с переносицей фашиста. Выстрел, затвор, еще выстрел. Первой пулей я пустил трещины по триплексу, что ничуть не мешало видеть, как фашист дернулся в испуге, а вторая пуля, пробив стекло, разнесла голову механика-водителя.
– Вот это ни хрена себе! – аж в голос воскликнул я. Надо срочно повторить… Я не только вижу словно через оптику, у меня и руки будто сами пулю в цель несут.
Рядом лопнула мина, и я отчетливо видел, как осколки брызнули в мою сторону. Спасла винтовка. Раскаленный кусочек металла, ударив в цевье, отскочил в сторону. Укрывшись в окопе, я осмотрел винтовку. Черт, похоже, ствол погнуло. Глянув по сторонам, в поисках другой, ничего не обнаружил.
– Сержант, у меня винтовке хана, у тебя там запасной нет? – крикнул я.
– Вон от бойца осталась, забирай!
Метнувшись к сержанту, встретил того сразу за изгибом траншеи. Тот протянул мне винтовку и взглянул в глаза.
– Не ранен? Кровь у тебя на лбу.
Я провел рукой и взглянул на ладонь.
– Хрен его знает, не помню, чтобы меня зацепило…
Рванув назад, я вновь высунулся из окопа. Черт, винтовку-то не проверил! Дернул затвор и взглянул на блеснувшие патроны, порядок. Следующим я выбрал такой же Т-2, что был уже практически на мосту. Такими же меткими выстрелами я остановил и его. Интересно, это так и останется со мной или исчезнет? На возникший вопрос почти сразу появился ответ. В небе появилась авиация, естественно, противника. Два худых силуэта промелькнули в сторону наших позиций, а спустя пару секунд где-то за нами дважды что-то рвануло.
– Зверев, немцы авиацию вызвали, значит, уперлись, суки! – прокричал сержант.
А я вдруг решил попробовать стрельнуть по самолету.
Положив винтовку на бруствер, присел, ожидая разворота самолетов. Те неспешно делали пологий вираж, набирая высоту.
– Сейчас пушками месить будут, бомбы уже сбросили, – опять сержант.
– Что, приходилось уже под них попадать? – бросил я, не отвлекаясь от наблюдения.
– А тебе нет? Ты же давно в нашем полку, – явно удивился Черный.
– Да хрен его знает, забыл как-то…
– Такое забудешь!
Самолеты противника тем временем начали пикирование. Дождавшись сближения, при котором я четко разглядел кабину пилота, я спокойно спустил крючок. Промах. Так, какая-никакая пристрелка все-таки нужна, видимо, зависит от расстояния до цели. Руки работали сами, я вновь поймал на мушку кабину с пилотом внутри и потянул спуск. Удивление было уже меньшим, но все равно серьезно меня поразило. Идущий на нас самолет ведущего немецкой пары, не выходя из пикирования, воткнулся в землю и почти сразу взорвался. Краем глаза отметил, что место падения этот урод «выбрал» крайне неудачно для нас, воткнувшись где-то на позициях полка. Черт, досталось кому-то, причем всерьез.
– Слышь, Зверюга, ты когда успел так стрелять научиться? – На меня смотрел сержант, явно охренев от моих возможностей.
– Да я и сам не понимаю, как получается, – искренне ответил я, – просто вижу, как и куда надо выстрелить, вот и стреляю.
– Молоток, глядишь, с твоей помощью мы и устоим.
– А второй-то испугался, – тем временем заметил я. Действительно, ведомый сбитого мной фрица почти сразу рванул свою машину в сторону и ушел из-под огня.
Не успели толком порадоваться, как пришёл идиотский приказ командира полка.
– Вперед, в атаку! – «Да что же они все так сдохнуть-то торопятся!» – выматерился я про себя.
– Сержант, вот как хочешь, но я не пойду! Это ж натуральная подстава…
– Чего это? – в который уже раз за сутки удивился командир.
– Ну, ведь стоим же крепко, на фига дохнуть-то?
– Я с тобой согласен, но приказы…
– А ну, чего тут улеглись, вперед, в атаку! – раздался рядом голос кого-то из командиров.
Ну, что рассказывать? Да положили полк товарищи командиры, но я это узнаю чуть позже.
В голове звенело так, что было страшно шевелить даже ресницами. Звон заглушал все остальные звуки, которые, скорее всего, были не тихими. Открыв глаза, я увидел картину маслом. На нашем берегу речки стоял последний немецкий танк, стоял вполне целый, что и напугало. Дальше произошло то, что напугало еще сильнее. Меня грубо перевернули на спину, отбирая из крепко сжатых ладоней винтовку, и ударили ногой в живот.
– Больно же, суки! – вырвалось у меня, и сапог с коротким голенищем врезался в живот с новой силой. Дух из меня вышел вместе с криком.
Очередное пробуждение не порадовало. Голоса в голове не появились вновь, это означало одно – я, блин, живой еще. Тело болит, кажется, все целиком. Очнулся я, кстати, от того, что меня кто-то поднимал.
– Игорек, живой? Давай, дружище, очухивайся. Эти добивают, если сам идти не можешь!
«Какое идти, куда идти, я, сейчас сдохну!»
– Дайте помереть спокойно человеку, чего издеваетесь…
– Ну, рано еще помирать-то, браток, авось, и в плену не загнемся…
«Вот тебе, бабушка, и плюшки с изюмом! В каком, на хрен, плену?» – мысли начали проноситься в башке со скоростью звука. Так, нас подняли в атаку, выбравшись на бруствер, успел сделать несколько шагов, потом – темнота. Ну ладно, попал на передовую, а в плен-то на хрена??? Нет, чего-то мне уже не хочется здесь находиться, может, сдохнуть в последний раз, авось в свое время вернусь…
– Где мы? – едва разжимая зубы, скорее прошипел, чем проговорил я.
– Немцы дальше ушли. Тут тыловиков каких-то оставили…
– А полк?
– Да нет больше никакого полка, разделали нас «под орех». Когда в атаку пошли, немец артиллерией ударил, причем густо так и таким калибром, что все наши позиции перемешали с дерьмом в минуту. А старлей, что нас поднял, считай, нам жизнь спас. То ли снаряд, то ли мина лопнула прямо возле него, нас с тобой от осколков только его тело и закрыло, правда, не целиком…
– У меня что-то с башкой и рука правая словно чужая. Вроде и чую я ее, но как-то не так.
– Тебя в голову по касательной зацепило и в руку. Но в руку серьезней, осколок там, вот и болит.
– Надо вытаскивать…
– Да кто ж нам даст-то? Насмешил. – Теперь я уже совсем отчетливо слышал голос сержанта. – Только увидят, что зашевелился, сразу очередь, патронов на двадцать.
– Грустно все это, спать хочу и пить, – пошамкал разбитыми и обветренными губами я.
– Терпи, хрен его знает, дадут ли фашисты воды, скорее, расстреляют на сухую.
– Вряд ли, смотри, заграждение строят. – Фрицы действительно споро так сооружали заграждение из колючки. – Если бы не нужны были, давно бы покрошили.
Когда все пинки закончились и нас более или менее оставили в покое, дав возможность перевязать раненых и привести себя в порядок, осмотрел сам себя. Нет, медикаментов, конечно, никому не дали, нательные рубахи рвали, но хоть не запрещали перевязываться. Вообще, тыловики, что подошли во втором эшелоне, были к нам более лояльны, сказывалось то, что их-то мы не убивали, в отличие от их товарищей с передовой.